Что ж, с этим он справился на отлично. Синяков на коже полно.

Я переворачиваюсь с живота на спину, ощущая липкую влагу на теле. Постельное белье перепачкано, я стаскиваю его с кровати, иду в ванную.

Он стоит под душем. Высокая фигура, широкие плечи. Смотрю на него сквозь стекло душевой кабины, испытывая неудобство.

Господи, почему Арслан такой?

Почему он не родился в семье каких-нибудь интеллигентов, не пошел учиться в престижный вуз и не стал топ-менеджером в нефтяной компании?

Как угораздило его увязнуть в криминал?

Он учился совсем другой науке и в других местах. Даже диплом о «вышке» у него купленный, но его уму остается только завидовать, таким, как Сабиров, дипломы ни к чему.

Сглатываю скопившуюся на языке горечь, выхожу, оставив грязное белье. Я успела сегодня изучить дом достаточно, чтобы найти гостевую комнату, перебраться туда со своими вещами.

Теперь мне не придется стеснять Арслана, ночуя в его спальне.

Достаю из сумки влажные салфетки, вытираюсь ими, надеваю сменное белье, чистую футболку и шорты. Нога по-прежнему болит и выглядит ужасно, но я на таблетках: ходить могу, хотя, наверное, не стоило бы.

Падаю на кровать, на все эти движения ушли остатки энергии. Прежде чем вернуться к разговору с Арсланом, нужно хотя бы пару минут

Потолок над головой привычно вращается.

Снова все мысли о Лее. Мне стыдно, что пока она там, я здесь испытываю оргазмы с ее отцом; и пусть творящееся между нами не удовольствия ради, а для того, чтобы не сгорели предохранители, факт остается фактом.

Чувство вины настолько тяжело, что кажется, еще немного и оно раздавит меня. Я заставляю себя подняться и отправиться на поиски Сабирова.

Мы должны поговорить с ним.

Он пытается скинуть ответственность на меня, хотя и сам прекрасно понимает, в чем дело. Если бы я родила ребенка от простого парня, никому бы не понадобилось похищать Лею и шантажировать нас.

Его.

Все это направлено на Сабирова. Я давно не в курсе его дел, мне не понять, кому он перешел дорогу, хотя уверена, врагов у Арслана наберется достаточно, их он наживает мастерски.

Я иду на кухню. Он здесь: стоит возле окна, опираясь на локоть, курит, выпуская дымные клубы в приоткрытую створку.

Мне хочется подойти и прильнуть к нему, но прикосновения были позволительны несколько минут назад, сейчас они ни к месту. Я вижу два стакана, стоящих на столешнице, один из них с соком, второй — пустой. Смотрю на них, ощущая ком в горле, слишком сильно эта картина переносит в прошлое.
Подхожу, сжимая в пальцах холодное стекло, делаю глоток, другой, не чувствуя вкуса, пытаясь проглотить дурацкий ком.

— Расскажи о ней, — просит, не оборачиваясь. Я вижу, как тлеет кончик сигареты, втягиваю жадно воздух, приправленный ароматом дыма.

Кажется, что мы тянем одну на двоих.

— Она замечательная, — говорю ему, — лучше всех.

И начинаю говорить, почти захлебываясь в своих эмоциях. О том, как я рожала Лею. Как она плакала первые три месяца почти без остановки, и я могла заснуть прямо на ходу. О том, как Лея училась ползать, как начала ходить, как сказала первое слово — «моги», что значило — «помоги», а потом было «дай», «иди», и только после них, когда я уже отчаялась ждать, она сказала «мама».

Мне хочется, чтобы Арслан знал: у него родилась самая чудесная девочка на свете, и я не уверена, что кто-то из нас двоих заслужил такое чудо.

Но еще важнее вызволить ее любой ценой.

Арслан за это время выкуривает еще одну, закрывает окно, разворачивается ко мне. Смотрит, скрестив руки так, что бугрятся его бицепсы, я перевожу взгляд с его лица ниже, на вздувшиеся вены, обвивающие кисти рук.