– Необычное имя, – откликнулась женщина. – Иноземное.

– Я англичанка, – нашла нужным признать Джемма, наблюдая, как ее крохотный подопечный с жадностью присосался к тряпице, смоченной в молоке.

Женщина взмахнула руками:

– Чудны дела твои, Господи, – удивилась она, – сеньор Альба ни словом не обмолвился в том письме к сеньору Фарино, нотариусу, что прибудет с женой и ребенком. И что жена его – англичанка! – Фаустина вдруг прикоснулась к ее волосам. – Какие чудесные у вас волосы, госпожа. Чистое золото! Дамы в Венеции многое бы отдали за них. Я слышала, что они целыми днями просиживают на солнце, смазав волосы смесью золы, серы, апельсиновой цедры и, представьте только, мочи. И все ради вашего цвета волос! Он натуральный?

– Да, Фаустина, я с таким родилась.

– Вы счастливица, госпожа. Вот, держите, выпейте тоже! – И она протянула Джемме кружку с разбавленным водою вином.

Давно изнывавшая от жажды, девушка с жадностью выпила все до капли и поблагодарила хозяйку.

Женщина расплылась в довольной улыбке:

– Какое счастье, что вы вернулись в Тревизо, – сказала она. – Мы с Бонфанте постоянно молились об этом Деве Марии, и она нас услышала! А за ребеночка не волнуйтесь: найдем в кормилицы ему справную женщину – в городе много таких. – И умилилась, глядя на малыша: – Ну, поглядите, истинный ангелочек! Уже и глазки закрыл. Утомился бедняжка...

Фаустина все говорила и говорила, а Джемма, разомлевшая от вина и усталости, думала только о том, что им с Хэйвудом нужно поговорить и сделать это, как можно скорее. Ситуация, в которой они оказались, заставляла о многом задуматься...