Услышал звук разрываемой ткани, но смотрел только в личико малыша Бенета, покрасневшее от слез и обиды: глаза у него были светлые, как у всех новорожденных, но с темными крапинками, и обрамленные, как и Терренса, густыми ресницами. В остальном сходство угадывалось с трудом, но Хэйвуд ощутил странное чувство родства с этим маленьким существом, родным племянником, покряхтывающим у него на руках.

– Готово, – произнесла Джемма, и, обернувшись, молодой человек заметил лишь обрезанный край нижней юбки и ажурный чулок, на долю секунды мелькнувший под ней. Девушка же протягивала ему кусок белой материи объясняя: – Разорвав эту ткань на тонкие ленты, мы сможем помечать ими путь, повязывая на ветви деревьев.

Мысль была дельной, и Хэйвуд кивнул, признавая ее состоятельность.

– Так и сделаем, благодарю. – Они обменялись: он отдал ребенка, Джемма – кусок своей юбки – и снова двинулись в путь, который мужчина теперь помечал белыми ленточками. Вскоре дорожка во мху совсем затерялась среди низких черничных кустов, но, несмотря ни на что, идти стало легче, так как лес поредел, и сквозь высокие кроны деревьев пробивалось значительно больше света, чем прежде. Неосознанно и Джемма, и Хэйвуд прибавили шаг, надеясь вот-вот выйти из леса и увидеть что-то помимо мха и хвойных лап елей, заслонявших дорогу, но прежде, чем это случилось, они наткнулись на неожиданную находку.

Первой ее увидела Джемма и замерла, не решаясь поверить в увиденное: у её ног, бездыханным, лежало тело мужчины. Окровавленная одежда не оставляла надежды, и все-таки Хэйвуд, тоже увидев мужчину, первым делом убедился, не дышит ли он.

Не дышал...

Но умер, казалось, недавно: тело все еще было теплым, а члены податливыми.

Они с девушкой переглянулись...

– Он мёртв. И эта находка тревожит меня! Не уверен, что хочу идти дальше, – сказал Хэйвуд, поднимаясь на ноги.

Джемма, он видел, тоже встревожена, но бодрится, не позволяя себе впадать в панику.

– И все-таки мы должны... ради Бенета. Он вот-вот снова расплачется! Я едва успокаиваю его.

Во мху, там, откуда пришел этот мужчина, были видны четкие вмятины, и, судя по ним, прошел он там не один: за ним кто-то гнался? Преследовал? Почему? Хэйвуд стиснул в ладони кинжал, и они направились дальше, следуя тем же путем, которым вели их следы.

Далеко идти не пришлось: через пару сотен шагов деревья вдруг расступились, и перед путниками предстала дорога, свидетельствующая о случившемся здесь ужасном событии. Перевернутая повозка, разбросанные в пыли одежда и нехитрая утварь и еще один мужской труп, глядевший в небо невидящими глазами, – всё это заставило Хэйвуда остановиться на месте и, спрятав Джемму с ребенком за спину, внимательно осмотреться. Те, что сделали это с повозкой и путешествующими на ней, всё еще могли оставаться неподалеку...

Впрочем, в тишине на дороге не раздавалось ни звука, не считая пения птиц.

И тогда во всю мочь своих легких заплакал младенец. Он и так терпел слишком долго, и теперь был настроен вытребовать свое, чего бы ему это ни стоило... Хэйвуд и Джемма вздрогнули одновременно.

– Ну-ну, маленький, тише! – зашептала малышу девушка, пытаясь урезонить его. – Пожалуйста, потерпи еще самую малость! Тише, Беннет, тише, малыш. – Но ребенок кричал всё сильнее, и, верно, именно потому Хэйвуд не сразу расслышал грохот колес приближающейся повозки.

– Кто-то едет, – наконец сказал он, перекрикивая младенца. – Лучше укрыться в лесу.

Джемма кивнула, отступая к деревьям, но оба отчетливо понимали, что прятаться, когда на руках громко кричащий младенец – бесполезное дело. Тот, кто двигался по дороге, уже давно и отчетливо слышал их... И все-таки под сенью деревьев ощущалась хоть какая-то, но защита.