Бум!

Дверь трактира распахнулась, и в дверном проёме нарисовался запыхавшийся гвардеец – один из тех, которые, как я прекрасно помнил, уволокли тролля.

– Эй, в чём дело? – нахмурился я. – Что произошло? Докладывай!

Гвардеец судорожно пытался отдышаться и не издавал ни звука, лишь молча разевая рот, как рыба.

– Да, гвардеец, от живого тебя толку мало, – заявил я. – Я буду говорить, ты будешь кивать. Или мотать головой. Понял?

Кивок.

– Тролль?

Кивок.

– Пришёл в себя?

Кивок.

– Сбежал?

Мотание головой.

– Умирает?

Мотание головой.

– Читает вслух свои тексты?

Мотание головой.

– Фух, – облегчённо выдохнул я. – Самого страшного всё-таки не произошло, можно не спешить и расслабиться.

– Тролль хочет сделать чистосердечное признание, – наконец-то выговорил гвардеец. – Но для этого он требует вас. Немедленно.

– Требует? – я поднял бровь. – Ответьте ему, что он не в том положении, чтобы чего-то требовать. И без его признаний улик достаточно. А у меня запланирован семейный ужин, и я не буду его откладывать ради тухлых признаний какого-то маньячеллы.

– Он сказал, что готов назвать имя заказчика, – отчеканил гвардеец.

– Вот так карамболь! – воскликнул я. – Теперь я всё понял. Идём, пока он не передумал.

– А ну постой-ка! – Кси нетерпеливо ухватила меня за плечо. – Всё-всё понял? Тогда расскажи, почему женщины в браках столь несчастны? Уж не потому ли, что мужья предпочитают им работу? И пока они разбираются со злодеями, все трактиры закрываются, и семейный ужин чем-то накрывается?

– Нет, не поэтому, – я скосил глаза на Кси. – А потому что социальная программа «замуж любой ценой» закончилась, а новой не подвезли. Увидимся дома, дорогая!

У Кси опустились руки, и я зашагал к выходу, чувствуя на себе её обиженно-тяжёлый взгляд, пробивающий насквозь душу. Вернее, чем выстрел из тяжёлого станкового арбалета.

Глава 2

Буцыгарня за последние полтора года ничуть не изменилась. Сильнее всего меня напрягали низкие и неровные потолки, которые не доставляли неудобств местным, зато я время от времени задевал их головой и болезненно морщился. А если идти, согнувшись, то начинала ныть шея, из-за чего я морщился ещё сильнее. Прогулка по тюремным коридорам напоминала мне мои нынешние отношения с супругой – масса неудобств и ограничений, которые отравляют жизнь. Как всегда, после нагрянувшего воспоминания о не очень счастливой личной жизни я расстроился ещё сильнее, и в камеру тролля вошёл в самом скверном расположении духа изо всех возможных.

– Вечер в Хатту, как говорила принцесса Лея, – а когда я был зол, я принимался безудержно язвить. – Привет по кругу всем дорнейцам! Эй, тролль, а почему ты такой грустный? Тюремный завтрак был невкусный?

Тролль, обмотанный цепями до такой степени, что напоминал домашнюю колбасу, печально глянул на меня, и столь глубоко и тяжко вздохнул, что способен был разжалобить камень. Вот только моё сердце оказалось совсем не каменным, и потому ни на миг не сбилось с ритма.

– Это ты грустный, потому что у тебя сокамерников нету, – продолжил издеваться я, выплёскивая на несчастного тролля накопившийся в душе негатив. – А когда появятся, то ты быстро весёлым станешь. Молчишь? Выдернул меня, лишив семейного ужина, чтобы помолчать? Конец тебе, тролль. Зря ты меня злишь. Веселиться ты будешь плохо, но недолго. Это я тебе гарантирую.

– А что со мной будет? – наконец разомкнул уста тролль.

– Да ничего особенного, – беспечно махнул рукой я. – Посадят на философский σαμοκατ и отправят через Верхний Лаз к гномам… О, ты, я вижу, обрадовался? Даже заулыбался? Не веселись раньше времени, я пошутил. Ситуация в королевстве непростая, война на пороге. Люди напряжены и недовольны, авторитет королевской власти падает – куда это годится? Потому для народа будет организовано шоу с твоим участием.