— Да что ты распелась? Говори ясно!
— Выслушай скоморошку и ложись почивать спокойно, вот весь мой сказ.
— Зови! – коротко приказала Отрада, раскидывая на ковре руки в тонких златых браслетах.
Мякишева похлопотала в сенях, а потом вернулась и, кряхтя, принялась скидывать пуховые подушки с постели на пол.
— Под спинку себе возьми, будешь сидеть, как степная хатуня в шатре, сейчас и подносик тебе с изюмцем доставят, а может, брусничного взвару на меду принести?
Отрада только повела бровями капризно, под себя ноги поджала, насупилась. А уж в горенку залетела карлица-старушонка, заверещала по-заячьи, замахала толстенькими короткими ручками.
— Ух, фух, скорбный дух – поди вон под колоду в болотную воду!
— Скучно, - усмехнулась княжна, - холопья забава…
Карлица ухватила брошенную в ее сторону маленькую подушку и, прижав к впалой груди, пропищала комариком:
— Благодарствую за милость, позволь и тебя отдарить, красавица. Шла я давеча по леску, видела ясноглазого сокола, которого ты одним взглядом взяла в силки, резвы крылья подсекла, - просил тебе весть снести. Измаялся молодец. Не спать без тебя не может, ни пить, ни есть. Прими ж от него памятку.
Карлица с шутовской пляской подобралась к Отраде и с поклоном положила к ее ногам кусочек темной дерюжки, густо испещренный красными буквицами.
— Огня! – вскричала княжна, забыв осторожность.
— Тише, золотко мое, укороти сердечко, ишь личико побелело, испей водички, мой цветик, - уговаривала Мякишева, поднося зажженную лучинку к нитяному фитильку свечи.
Наконец Отрада послание на обрывке холстины разобрала, на миг поднесла к губам, а после без жалости бросила в раскрытую печь.
— Раньше-то не мог ответить, нарочно душу томил!
Павушкой прошлась по горнице, чуть ли не в пляс пускаясь, вынула из бархатного чехла костяной гребешок, велела Мякишевой расчесывать косы. Вернулся на девичьи ланита румянец, заискрились веселой думкой глаза.
— Ты, Потворушка, перед сном к батюшке моему загляни, скажи, что согласна я с его женихом и сама готова встречать послов. Завтра же выедем на Липовую заставу, окажем честь иноземцам, пусть готовят дары.
Между тем скоморошка-карлица задом пятилась из светелки, держа за щекой серебряный кругляк, знать, шибко понравилось Отраде Ядреевне известие от вольного "сокола".
А боярыня Мякишева запускала тонкие костяные зубчики в русые кудри княжны и думала про себя:
«Костьми лягу, а не отдам свою голубушку гадкому старику с железными перстами. Не для того муж мой с братовьями в год Больших пожаров пал на озерной сече, чтобы теперь нашими красавицами мир со злыднями выкупать. Пусть достанется желанному, он хоть могуч и грозен, а податлив на девичьи ласки. Отрадушка его живо остепенит. Не впервой объезжать диких жеребцов. Лучше с любимым ночь, чем с немилым год. Так-то…»