Нелада рассмеялась, взъерошила светлые Кузькины вихры.

— Отгадай загадку, пряник с лошадкой дам.

— А не врешь? Покажи сперва, - загорелся мальчишка, аж на лавку вскочил.

— Слушай загадку мою - растет на земле и в себе четыре угодья имеет: первое – больным несет исцеленье, второе – от тени свет, от холода - жар, третье – запасам сохранность, уму – опора, четвертое – в жажду колодец.

Кузьма сморщился как печеное яблоко, подпер языком щеку – задумался.

— Репа? Свекла? Нет… Неужто дуб? Опять мимо, чую…

— Береза-матушка, - прошептал Нечай, лукаво поглядывая на ведунью. – Первое угодье – банный веник, второе – лучина или полено, а то и бревна на избу, четвертое – сок по весне, чем не колодец. Запасов сохранность – это же береста на туес, а уму как опору дает? Пока не домыслю…

— Так буквицы же чертят на бересте, после любой грамоте обученный прочесть сможет.

— А-а-а... – вместе выдохнули Кузьма с Нечаем.

Ведунья притворно расстроилась, развязывая суму.

— Придется пряник надвое разделить. Старшему большую половину отдать, а младшему конский хвостик оставить.

— Зачем парня дразнишь? – посуровел Нечай,  - не видишь, уже очи мокры, а делить, так только промеж вас самих, я на сладкую стряпню не больно и  падок. Мне больше лесная клубника нравится и еще та, что на покосах растет. Даже зимой в заброшенных избушках мерещится по ночам.

Нелада тонкий намек поняла, опустила ресницы, губки поджала, по щекам разлился румянец. Молчком отдала Кузьке коричневый пряник на меду, уложила руки на  стол, принялась рассказывать.

— На постой меня Опалиха не взяла. Учиться мне у нее не пристало, меньше меня она про Навьи врата слышала, настоями от нутряной хворобы торгует да зубную боль заговаривает. А вот у князя Ядрея раньше в чести был мудреный волхв, тот должен знать.

— И что же теперь – пойдешь искать другого кудесника? – огорчился Нечай аж в груди заныло.

Ведунья покосилась на Кузеньку и вполголоса отвечала:

— Говорят, князь Ядрей посадил его в поруб за то, что призывал страшные кары на Нового бога и всех,  кто будет ему служить.

— А еще бабы у колодца болтали, что старый колдун обернулся сорокой и вылетел в оконце! – уверенно заявил Кузьма,  лизнув манящий пряничный бок.

— Нету в порубе окон… - задумчиво молвил Нечай.

— Ну, тогда мышой стал и под землю уполз. Ежели он взаправду колдун, всяко оборачиваться умеет.

Даже Нелада прыснула в кулачок, а потом снова загрустила.

— Придется пока к дядьке Шатуну на хозяйство проситься. Авось не прогонит.

— С нами живи, - милостиво позволил Кузьма, - кашу варить умеешь и байки изрядно травишь. Хоть ты и ворона, а светло при тебе. Даже батюшка повеселел без хмеля, брагу в погреб убрал.

Тут Нечай не сдержался, тряхнул мальчишку за плечи, потребовал уважения к старшим.

— Чтоб я больше про ворону не слышал! Глаза-то разуй, какая ж она ворона, если лебедушка.

— Это еще почему? – насторожился Кузька.

Нечай голос понизил, ладонь ко лбу приставил козырьком.

— А ты приглядись лучше, у нее руки словно белые крылья, и куда не ступит – там пуховое перо мягко стелется. Вон хотя бы на двор выйти, с ночи богато насыпано.

— Поди мягко стелет, да жестко спать...

Мальчишка и впрямь полез к слюдяному оконцу, а после засобирался на улицу к отцу. Наверно, спешил поведать, что в доме прибавилось жильцов.

А когда за Кузьмой дверь закрылась, Нечай к ведунье подсел и спросил прямо:

 — Нешто не можешь, как обычная девка печкой да коромыслом управляться, травы летом сушить, гадать на суженого? Забудь мертвяцкие ворота, не доведет до добра такое учение. Неладно тревожить тех, кого  батюшка Род на небо позвал…