Нечай в окошко уставился, с досады губу закусил, а Кузька рядом сопит, припал к плечу, тонкую шею вытянул.
— Дяденька, а вы к нам надолго пришли?
— Да сколь отец твой позволит. Хочу при нем кожевенному делу учиться, - неуверенно ответил Нечай, про себя же подумав, что серьезного разговора с хозяином у него пока не получилось.
— А это что ль невеста твоя? Не осердишься, если скажу? На вид чисто ворона, а голосочек хитрющий - лисий. Ух и заноза глазастая! Соврала, поди, что сказанья знает? Маменька мне на ночь всегда песни певала, только я, как хворать начал, слова позабыл. А что за пояс на тебе? На змеиную кожу похож, только теплый… Вот мы на реке летом ловили ужей. Они гадостно тиной пахнут и дюже скользкие.
Нечаю уж больно хотелось мальца позабавить, оттого и сказал спроста:
— Пояс мой колдовской закваски, силу дает богатырскую. Одним пальцем могу здоровущего быка с ног свалить. Видал, какую тушу с волокуши сняли? Моя работа.
Кузьма глазенки растопырил, светлые волосики аж взмокли у лба.
— А ежели тягаться на кушачках – любого заборешь?
— Должно быть так, - рассеянно отвечал Нечай, приметив, что Нелада уже идет от ворот с ковригой хлеба, наверно, у соседей купила или сменяла на мясо.
Со двора раздавались глухие удары топора, Шатун умело отделил бычью голову, насадил на деревянный чурбак, сцеживая кровь. Под ногами скакала бурая собачонка – скулила жалобно, просила поживы, красный язык на бок свалился из раззявленной пасти, лохматые бока надувались и опадали.
Нечай поправил на себе одежду и пошел помогать усмарю, чего зря сидеть, ожидая угощенья. Не за тем столько верст из родного селища шагал, чтобы на дерзких девчонок пялиться. Мужской работы полно.
После беспокойного дня знатно повечеряли. В теплой избе пахло чисто вымытым полом и упревшими щами. Нелада нашла на полатях расшитую льняную скатертку, с хозяйского позволения украсила стол. Шатун достал из погреба соленых огурчиков на смородиновом листе, нацедил ягодной браги. Ведунья попробовала пару глотков и похвалила, скоро отставив кружку.
Зато Кузька вдоволь напился ромашкового отвара и сразу отмяк душой. Милостиво позволил Неладе головушку себе расчесать и сменить рубашку, а после сговорился вместе с ней на печку забраться - сумерничать.
Догорала последняя лучина, Шатун уж тихо похрапывал в своем углу, а Нечаю не спалось, он нарочно тюфяк прислонил к жаркой печной боковине, тоже сказки слушал про Кузьму Скоробогатого, который над всякой лесной тварью силу имел, а потому большим богатством разжился.
По всему видать, примирился усмарев сынишка с ведуньей, после сказки поведал ей свои великие тайны про баранью лопатку, зарытую под сараем, и расписную глиняную свистульку, у которой носик обломился, а батюшке новую купить недосуг.
Только Нечай про себя смекнул насчет свистульки, а уж Нелада успела малому пообещать, везде-то опередит, проворная белка. А потом вдруг петь начала, да нарочно погромче, чтобя не один Кузенька слышал:
Спи, зайчонок, заинька,
Зверушонок маленький -
У, какая зюзика,
Серенькая пузика!
За окошко под сугроб
Лапо-тапо-точки топ-топ-топ.
Шухи-шухи-перешухи,
Каплоухенькие ухи.
Через речку мостик -
Там пуховый хвостик… (с)
До чего сладко спать под ласковый женский говорок, а проклятая брага как назло зовет во двор до нужного чулана. Ворочался-ворочался Нечай на своей подстилке, пришлось обуваться. А как двери распахнул, даже глаза на время зажмурил – густо сыпались с неба пушистые лебяжьи перья, все крыльцо застлали. И ночь от них ясная, теплая, хотя месяца не видать.
Нечай рассмеялся вслух, скорей нагреб в пригоршни белого снега, утер лицо. Справив свою заботу, вернулся в сонную избу и накрылся полушубком, утишая легкую дрожь, и вот тогда-то крепко позавидовал новому другу Кузьке.