Очень хотелось забиться в угол конюшни, обнять свои колени и просидеть там пару часов, бессмысленно покачиваясь из стороны в сторону.

Мы вдвоём с Петром почистили всех лошадей. Он их заводил, привязывал, и мы чистили. Причём помог он мне только с Лексусом, а вот остальных чистила я сама. К счастью, сам Пётр далеко не ушёл и привязывал своих лошадей рядом с моими, благодаря чему я могла подглядывать за ним, чтобы не забыть всю последовательность чистки лошадей, коней и их, прости Господи, стручков.

Мимо нас сновали и другие работники, но они занимались только тем, что убирали дерьмо, мыли стойла и стелили лошадям новые соломенные подстилки. В общем, делали всё то, чему я научилась в первый день пребывания в этой деревне. И, наверное, могу даже похвастаться этим. Правда, не знаю, в каких кругах я смогу этим похвастаться так, чтобы на лицах людей не проявилось отвращение ко всей моей натуре.

После чистки Пётр разделил лошадей, уведя Лексуса, Ладу и Сеню в отдельный ангар, которым, как выяснилось, был специально построенный манеж для лечебной верховой езда. Банзар меня в него не водил. Наверное, потому что там могли находиться только профессионалы, вроде тех, что сейчас готовили лошадей, надевая на них сбруи и накидывая что-то на их спины. Возможно, конечно, это седла, но больше похоже на одеяла.

Люди в одинаковых одеждах водили коней вокруг себя, придерживая за веревки. В своих жилетках и шлемах они выглядели очень забавно, но куда интереснее было наблюдать за тем, как она четко и коротко отдавали команды лошадям, чередуя их с ласковыми словами, на которые животные тоже реагировали.

Я немного приревновала Лексуса. Он обнимался со всеми. Я думала, это я особенная, но оказалось, что это он просто очень тактильный.

Ну, и ладно. Буду любить теперь только его папу – Сеню. Рыжий, будто шоколадного цвета, конь со светлой гривой и такими же яркими голубыми глазами казался очень гордым и безучастным, но, когда я его чистила и обнимала, он очень охотно реагировал на мою ласку. И так хорошо и спокойно становилось, стоило только прижаться лбом к его лбу с белым пятном, что я несколько раз получая от Петра нагоняя за то, что стою без дела и меня «взяли сюда не для того, чтобы коней тискать». Но Сеня был слишком хорош и, как выяснилось, был первым конём, который появился у Петра.

Сам Пётр, кстати, даже сейчас, пока коней готовят к занятиям, не отходит от Сени и сам его регулярно тискает и обнимает за голову, пока о чем-то разговаривает с командой специалистов реабилитологов.

Через часа полтора, когда мне уже надоело сидеть и смотреть на то, как кони ходят по кругу, я взглядом начала искать себе занятие и сто тысяч раз пожалела о том, что не взяла с собой блокнот и карандаш. Очень хотелось зарисовать хоть что-нибудь. Хоть волосок, хоть гриву.

- Понял. Выхожу, - с лёгкой улыбкой бросил Пётр в динамик телефона, проходя мимо меня.

Я рефлекторно поплелась за ним на тот случай, если найдется работа поинтереснее, чем просто смотреть в одну точку.

Мы вышли из манежа, прошли по широкой, ровной, асфальтированной дороге и вышли к воротам, к которым подъехал минивэн. За рулём сидела весьма привлекательная брюнетка в солнцезащитных очках, скрывающих половину лица. Припарковав машину так, чтобы боковая дверца была ближе к воротам, женщина вышла из машины. Поправила черное слегка вьющееся безупречное каре и, обольстительно улыбнувшись Петру, подошло к нему очень близко и, потянувшись, нежно чмокнула в бородатую щёку.

А он не поморщился, не отпрянул и не построил из себя важного индюка. Наоборот, он ее даже слегка приобнял за тонкую талию.