– Ты можешь остаться у меня. Все мои на даче.

– Как я это объясню своим?

– Скажи им, что ты любишь меня. Почему ты молчишь? Я же вижу.

– Прости. Я не знаю, что тебе соврать.

– Скажи мне правду. Ну, скажи же, наконец.

– И да, и нет.

– Что «да»? Что «нет»?

– Понимаешь… Я хочу тебя. Даже боюсь прикоснуться, когда ты так рядом. Боюсь смотреть в твою сторону. Мне стыдно за это физическое желание. Оно затмевает все остальные чувства. А если их и вовсе нет? В основе алгоритма должна быть конечная цель, она и диктует действия со всеми «если – то». Это как в Фортране.

– Какой же ты дурак! Иди ко мне.

– Нет. Так нельзя. Я в метро.

Она осталась одна перед входом в метро. Попыталась расплакаться, но у неё ничего не получилось. Она заулыбалась, подняла лицо к небу и встретила капли первого весеннего дождя с самой счастливой улыбкой.

Последний весенний снег пролился грозовыми дождями на Москву и прекратился, когда уже сухого места не осталось ни на ком.

Они стянули матрас и потащили к подъезду. Надя вдруг вспомнила, что не закрыла машину и не взяла из неё сетку картошки. Она крикнула Василию: «Обожди!» – и плюхнула свой край ноши в лужу перед подъездом. А он как послушный ослик не отпускал этот матрас, а стоял и ожидал новых указаний.

* * *

Дверь в подъезд открыл какой-то старичок, придержал дверь, пока они заходили с ношей – он впереди, руки за спиной, она сзади с сеткой картошки.

На пятый этаж они добрались с ношей без приключений и без потерь, а перед дверью вдруг остановились и зависли.

– У меня ключей нет.

– Как так?

– Квартиру сдавала. Попросила соседке оставить.

– Ну, так позвони в дверь соседке.

– Какой из них? Четыре квартиры на площадке. Дура я, дура. Надо было под ковриком.

– Действительно, дура. Хорошо, что я на тебе не женился.

* * *

Не отпуская ношу, Васька ткнулся лбом в дверь и три раза, как дятел, постучался в пустоту – и пустота отозвалась! Дверь отворилась внутрь.

Василий заулыбался, а Надя насторожилась.

* * *

– Стой, не входи! А вдруг там труп?

– Чей труп?

– Не знаю, чей. Ну, того, что под ковриком не оставил ключи, например.

– Вот специально сейчас под ковриком посмотрю.

* * *

Под ковриком оказались ключи – ключи именно от этой квартиры, а вот трупа внутри не было. Да и как бы он мог их оставить после убиения? Квартира была абсолютно пуста, если не считать полок с книгами и медного пузатого чайника на плите с деревянной обгоревшей ручкой.

– Ой, славу Богу, всё на месте!

Василий сперва обвёл глазами само место, а потом перевёл взгляд на Надю. Она продолжала держаться за свой край матраса и сетку с картошкой в правой руке.

* * *

– Надюш, я есть хочу, а ты?

– А я хочу согреться. Мне холодно, кости стучат, слышишь?

– Иди ко мне, я тебя согрею.

– Ты сам весь мокрый. Как ты меня согреешь?

– Я слышал от одного опытного туриста, что греются телами.

– Ишь ты, хитренький какой. Двадцать лет без тебя не грелась, и сейчас передрожу.

– А зачем?

– У меня одеяла нет и подушек.

– Хочешь, я к соседке схожу? Попрошу взаймы?

– Да? И опять на двадцать лет пропадёшь? Нет уж. Грей сам.

– А подушки?

– Вон там, на полках, полное собрание сочинений Стендаля. Бери любые на две подушки.

– Стендаль? Нет, я лучше на локте полежу. Он был вор и мошенник.

– С чего ты взял?

– Он же интендантом служил у Наполеона, и за это время «написал» 270 томов. Ты в это веришь? А среди офицеров французской армии было немало литературно образованных людей. Вот и менял он хлеб на сюжеты и книги. Не смогу я на такой подушке тебя согреть.