Надевать на себя мокрое было неприятно. Только Василий в тот момент об этом не думал. Он чувствовал всеми фибрами души, что не здесь сейчас его место, а где-то в этой ночной городской гуще.

Его портмоне с документами (нетронутое!), ключи от дома и телефон лежали на столике в прихожей. Он собрал всё своё и направился к двери. Ключ в замке он повернул бесшумно, дверь отрылась без скрипа. Он мог бы и закрыть её так, но вспомнил теплоту тела этой удивительной женщины, её мягкую улыбку, её низкий голос, манеру тихо говорить, её бездонные глаза и испугался. Как можно оставить дверь открытой, не запертой?! Он резко захлопнул дверь и побежал вниз по лестнице из подъезда в глубокую ночь.

У выхода Василий обернулся. Заметил, что на кухне включился свет. Она подошла к окну. Он не знал, что ему делать – вернуться или, послушно зову, отправиться неведомо куда и неведомо к кому? Ещё раз они встретились глазами, а потом Василий развернулся и зашагал подальше от этого крыльца навстречу предназначению.

Лариса проснулась с первым движением тела неизвестного ей мужчины. Она всегда отличалась чутким сном. Сначала он отпустил её – убрал руку, которой обнимал и вжимал в себя, как родную, а потом… Он заботливо подтолкнул одеяло под её поясницу и начал выползать из широкой софы, подтягивая себя к низкой спинке на подушку. Она не открывала глаза и не ждала ничего ужасного. Она беззвучно плакала. Так плачут женщины, что нашли чужого щенка на пороге, приютили на вечер, накормили, расцеловали, расчесали колтуны под самыми чувствительными местами, а он почувствовал зов другой хозяйки и с радостным лаем помчался навстречу, даже не обернувшись. Но он обернулся. Она стояла у окна и встретила его взгляд, почувствовала теплоту не только тела, но и души.

В Москве начинался дождь. Первая майская гроза и ливень. И надо же такому было случиться, что именно ночью, а не днём, к радости горожан и дворников. Лариса отошла от окна, остановилась у двери. Долго стояла и смотрела на ключ. Прислушивалась к шагам в подъезде. «Нет, не его шаги». Отстранилась и направилась в комнату лечь на софу, так и не закрыв входную дверь на замок. Всё еще надеялась.

Она устроилась на «его» половинке, на левый бок, прижавшись спиной к ковру. Почувствовала запах его волос на подушке, подтянула одеяло, глубоко вздохнула, улыбнулась и погрузилась в чужой сон.

В Москве бушевала гроза. Котам Василиям она как бы и лишняя, тем более если есть где спрятаться и согреться. У Василия тоже в голове замелькали под молниями адреса укрытий и подъезды. Но он поднял лицо к небу и расправил руки, словно это крылья.

«Как хорошо, что я одет во всё мокрое. Это же надо так случиться, что дождик напрасно старается!» – Василий просто цвёл от восторга и простоты такой мысли. Но…

Не для него сошла гроза. Он это осознал вдруг. Он просто заелся, захандрил, или что там бывает в определённые периоды? «Нет, глупости всё это. Вот она, гроза. Вот он я под всеми её молниями. Вот он, ливень, и я весь как есть, в его потоках. Где же тут хандра? Как может хандрить лебедь, что высиживает своих будущих детей? Как может хандрить тот, кто охраняет лебёдушку? А куда от этого спрячешься? Под чужой навес? Молния покажет в разрезе света, что там и как, а ты под чужим навесом? Нет. Мои мысли, мои дела, мои желания – это то, что есть я сам. Я сам себе и лебедь, и лебёдушка. И неважно, что не все из них осуществятся. Важно то, что под грозой, в молниях и под проливным дождём я берегу свои мысли, как лебёдушка будущих птенцов в дальний полёт», – такие наивные мысли, конечно, промелькнули бы в сознании иного человека со скоростью молнии и угасли одновременно с всполохом, но…