Показал охране паспорт, расстегнул пальто для досмотра, но не успел войти в мерцающее душное помещение, как из дверей на него вывалилась блондинка.
Грише не нужно было на нее смотреть: он по особому запаху, ощущению понял, что в его руках оказалась Эмма.
Она пьяно хихикнула, поймала благодаря Грише баланс, шкодливо улыбнулась и провела руками ему по груди. Затем отступила, прислонившись плечом к стене. Эмма смотрела на него, молчала и улыбалась. Громов вздохнул и закурил. Эмма была не из тех, кого можно было просто обойти. Ее нужно было прожить.
Короткое белое платье по фигуре открывало вид на длинные худые ноги. Тонкие ключицы закрывал водопад белых волос. Губы под прозрачным блеском тонко улыбались. Гриша засмотрелся. На Эмму приятно было смотреть, пока она молчала.
Купер заправила локон за ухо и на призрачном запястье ее сверкнул бриллиантовый браслет, подаренный пару дне назад. От Арсения. Эмма визжала так радостно, что не узнать об этом событии было невозможно. Ее писк проникал даже сквозь шумоподавляющие наушники. Такой была Эмма. Громкой.
Громов спустя неделю учебы знал о ней не только это. Он вообще много чего узнал об Эмме против своей воли. Если ей дарили подарок – каждый об этом знал. Если она ломала ноготь, который был на «типсе», что бы это не значило, а окошка у ее любимого мастера не было на неделе, она плакала навзрыд.
Так Гриша узнал, что Эмма любит Сумерки. Яростно, до дрожи, перечитывает их постоянно. Он ничего не имел против жанра, но одну книгу столько раз читать… у девочки точно была травма. Гриша знал теперь, что Эмма любит смотреть расслабляющие видео с уборкой, несмотря на то, что дома у нее срач. Когда Эмма красилась, любила слушать подкасты про маньяков. Из фастфуда позволяла себе только маленький молочный коктейль, ненавидела мужчин со знаком зодиака «рыбы»: Громов хмыкнул над иронией, узнав, когда день рождения у Арсения. Это был именно его знак.
Гриша курил и наблюдал, как Эмма, главная «нетакуся», играет пальцами со струями дыма в воздухе. Она не верила в женскую дружбу, жизнь после смерти и математику.
Это было главным открытием недели. Эмма Купер была не просто сукой. Она оказалась тупой.
Громов знал, что люди разные. Даже допускал существование мнения, – сказанного, разумеется, Эммой, – что фильмы по комиксам – для ботаников. Девочка в этом не разбиралась, имела на невежество право. Но каким образом она закончила школу, считая, что первая женщина в космосе – Юлия Пересильд, он не знал.
Эмма говорила, что декабристы от октябрят отличаются месяцем в названии, «Пруста» считала смешным звуком и ела только горький шоколад. И пока она жужжала где-то на периферии, Гриша даже ловил извращенное удовольствие от того, что ему повезло наблюдать такого колоритного персонажа. Но когда Эмма, как сейчас, обращала на него свое пристальное внимание, раздраженная желчь в организме вырабатывалась быстрее. Гришу тошнило.
Эмма стояла напротив на влажном осеннем ветру, дышала его дымом и улыбалась. А Гриша понимал под волнами этой улыбки, что ему придется вырабатывать новые защитные механизмы. Его интровертному спокойствию пришел конец.
– Поцелуешь меня?
Эмма решила оборвать паузу именно этой провокацией. Громов не удивился, лишь затушил сигарету, устало хмыкнул.
– Это будет ошибкой исторического масштаба.
– Почему?
Эмма повеселела. Наклонила голову вбок, серые глаза загорелись ярче. Гриша вдруг понял, – на заплеванном асфальте у клуба, со слипающимися глазами и на промозглом ветру, – почему Эмма к нему цеплялась. Он не давал ей внимания. Никакого. А Эмма этого жаждала, этим жила. Она питалась эмоциями, плотоядными взглядами парней из хоккейной команды, трепетной дружбой Андреева, гордым игнором Лукьяновой. Громов же ей не давал ничего. Не огрызался, не спорил, не обращал внимания. Коротко отвечал на прямые вопросы, обходил стороной, а в ситуациях, как сейчас, Эмму попросту терпел.