Ванильная смерть Любовь Левшинова

За окном устало дышал закат. Мужчина приветливо улыбнулся, жестом пригласил гостью вглубь гостиной.

Люси бегло оглядела пентхаус в стиле эклектика. Причудливые детали складывались в гармоничную картину: коралловая неровная люстра под потолком, темно-зеленые стены, тканный ковер. Необычной формы диван бежевым батистом напоминал сытого, пригревшегося на солнце кота. Стеклянный журнальный столик на кованных ножках, красные пуфы и два кожаных кресла, в которых хотелось утонуть. Люси сдалась и сделала это.

Спина заныла истомой от приятного изгиба спинки, Люси проглотила восхищение при взгляде за горизонт: панорамные окна дополняли интерьер впитавшейся в них роскошью насыщенного заката.

Они обменялись формальными любезностями, мужчина плавно опустился в кресло напротив, предложил чай. Люси отказалась, собралась с мыслями, открыла блокнот и включила диктофон. Ей не терпелось начать.

– Приступим? – Она распрямила плечи, накинула на себя, как шинель, образ интервьюера.

Исподлобья взглянула на мужчину, дождалась согласного кивка.

Оставаться спокойной было сложно. Громов был не первой известной личностью, которую она интервьюировала, но первой – такой величины. Не забывать дышать было сложно еще потому, что он был ее кумиром с самой школы.

Мрачный, загадочный русский с Пулитцеровской премией, который последние тридцать лет не сходил с обложек статусных изданий. Один взгляд на него заставлял Люси чувствовать то же, что и музыка – казалось, вся комната вибрирует от харизмы мужчины.

– Я весь ваш, – улыбка заставила саблевидные морщинки у глаз стать яснее.

Григорий ободряюще кивнул девушке, сложил руки в замок у подбородка. Зеленые глаза следили за ее движениями внимательно, живая мимика ободряла, но боязно было все равно.

– Скажите, мистер Громов…

– Можно просто Григорий, – перебил он Люси.

Она задержала дыхание, успокоила бегущие по коже мурашки от глубокого баритона мужчины. Не был бы он вдвое старше ее, пригласила бы на свидание. Хотя…

– Конечно, – Люси дала себе мысленную пощечину – нужно думать о работе в первую очередь! А не об острых скулах, скрытых за подернутыми сединой густыми кудрями… – Скажите, Гр… Григорий, ваше участие в событиях, описанных в вашем первом романе – это была судьба?

Мужчина кашлянул в кулак, спрятал за невинным жестом неожиданно вырвавшийся смешок. Люси смутилась, но виду не подала. Громов покачал головой, будто вспомнил что-то давно забытое. В извиняющемся жесте поднял ладони в воздух.

– Ну, что вы, мисс, – мягко улыбнулся он, – я думаю, что просто оказался в нужное время в нужном месте. И смог ухватить суть, – кивнул он и хмыкнул – Люси была уверена, что за лаконичным ответом скрывалось куда больше.

– Интригующий ответ, – смело улыбнулась Люси, не давая возникшему не вовремя трепету сбить настрой, – я постараюсь не задавать популярных вопросов, вы и так на многие ответили в многочисленных интервью, однако меня интересует вот что, – Люси вспомнила, как дышать, и продолжила. – Вы не раз упоминали, что события, по мотивам которых написан роман, сильно вас изменили. Как именно?

Громов коротко улыбнулся своим мыслям. Скосил взгляд на горизонт за окном, Люси почувствовала, как пентхаус наполняют воспоминания. Теплые, тяжелые, многозначные. Ее порадовала эта пауза. Это значило, что Громов относится к вопросам серьезно, не бросается отработанными, гладкими ответами.

– Тогда… для одного человека, – Люси показалось, в этой паузе из лучей заката между ними в пространстве соткался чей-то портрет, – я сделал то, что не делал ни для кого в своей жизни. Даже для тех, кого сильно любил. В то время я попрощался с прежним собой.

Люси потерялась зеленых глазах мужчины, глубоких, как сама природа. Казалось, если бы мир за окном рухнул – разом, весь, провалился в горящий ад – она бы не заметила.

Харизма мужчины высосала из нее весь дух. В просторной гостиной они были одни, но чудилось, что пространства не хватало. Все собой занимал Он. Своим голосом, улыбкой, долгими взглядами.

Люси поняла, что перед ней не обычная знаменитость: нечто большее, чем даже кумир. Не человек – скала. Изваяние из миллиона слов, прочтенных человеческих душ и божественного благословения в каждой написанной им букве. Было в Громове нечто особенное. То, что она никогда не сможет описать, даже если часами будет записывать подкасты и рассказывать подругам о том, что видела, ощущала перед собой.

Это можно было только прожить. Все его присутствие.

Люси выдохнула и забыла вдохнуть.

– Что же вы сделали?

Громов улыбнулся по-отечески тепло.

– Пошел на убийство.

Это была ненависть с первого взгляда. Громов кожей почувствовал, что она станет его проблемой.

Школьная линейка первого сентября отличалась от тех, которые он видел раньше. Разноцветная, счастливая, дышащая надеждой толпа школьников на переднем дворе завихрениями из хороводов младшеклассников и напускной взрослостью на лицах старших, окунала в свою глубокую, искрящуюся атмосферу еще до того, как Гриша ступил за калитку.

По форме – белая рубашка, черные брюки – был одет только он. Остальные пестрели разноцветными нарядами под стать осенней листве. В частной Школе имени Рудольфа Штайнера форма одежды была свободной.

Это было первым, что бросилось Громову в глаза: многообразие цветов в одежде толпы. Он знал, что Вальдорфская система обучения отличается от государственной, в основном в младшей и средней школе, но видеть тщательно скрываемые улыбки на лицах даже хмурых старшеклассников, делающих вид, что они из этого уже выросли, было изумительно. Удивительно было слышать смех и наблюдать, как малыши с первого по третий класс тянут руки к классному руководителю, рассматривая бусы на шее женщины.

Будто сюда хотели возвращаться. Будто никто здесь не воспринимал учебу, как тюрьму. Громов к такому не привык.

– Гриш! Эй, Громов! – Из разношерстной толпы выглянула солнечная голова Андреева. – Иди сюда, наши здесь.

Громов оторвал взгляд от цветастого калейдоскопа во дворе, протиснулся между спинами учителей, поспешил за другом. Пахло жухлыми листьями, жареными каштанами и ноткой сладкой ваты.

С Андреевым они дружили с детства. Познакомились в музыкальной школе, жили рядом, и несмотря на переезды Гриши с семьей, связь не потеряли.

Андрей типажом походил на щенка золотистого ретривера: вечно улыбчивый, позитивный, с голливудскими волнами светлых волос, по нему с первого взгляда было видно – хороший парень. Если бы не врожденная доброта и мозги, он мог бы сойти за типичного спортсмена красавчика, не пропускающего ни одной юбки, но Андреев был сосредоточен на своем будущем, дорожил друзьями и крутить романы не спешил. Летняя подработка в строительной фирме отца, собирающего частные бревенчатые дома и бани, в начале теплого сентября делала его похожим на доброго загорелого дровосека.

Они прошли через крыльцо в угол парадного дворика, скрытого мягкой кленовой тенью. Громов приготовился к новым знакомствам. Расправил плечи, посмотрел поверх голов толпы, постарался улыбнуться дружелюбно и выкинуть из мыслей странный совет сестры: «Поймут сразу, что с тобой шутки плохи – не полезут». Громов про себя закатил глаза: методы Влады часто выходили за рамки общепринятой, – его, – морали.

У кованной решетки ограды стояли трое. При взгляде на них Гриша понял, что, возможно, совет сестры не был таким уж бесполезным. От загорелой троицы веяло холодом.

Высокий парень с ослепительной винирной улыбкой забрал выгоревшие дорогим летним отдыхом волосы уродливыми очками от Гуччи, пихнул сестру в плечо. Это было понятно с первого взгляда: медная копна волос, карие глаза, черты лица – все в них было похоже. Погодки Арсений и Алиса Барс – Андрей говорил про них. Хоккеист и гимнастка: отличники, капитаны команд, организаторы шумных вечеринок и, о чем забыл упомянуть друг – сволочи.

Громов понял это безошибочно, не постеснялся судить по обложке. Брат с сестрой и платиновая блондинка в объятиях первого отличались ото всех здесь. Лощеные, загорелые, одетые с иголочки, они выделялись энергетикой и еще кое-чем. Высокомерием. Царской ленцой в жестах и уже не напускной скукой от обязательства здесь находиться.

Громов хотел представиться, но его опередили.

– Тут двенадцатый класс базируется? – Из-за его спины вынырнула миниатюрная брюнетка в маленьком черном платье с белым воротничком. – Я к вам перевелась. Вероника Лукьянова.

Девушка уверенно улыбнулась, протянула для рукопожатия руку платиновой принцессе. Громов наблюдал. Лукьянова выглядела также лощено, как троица перед ними. Возможно поэтому игнорировала Гришу: ее сканирующий взгляд улавливал только Шанель и Балинсиагу.

На них обратили внимание. Блондинка в объятиях Барса, тонкая и прозрачная, проигнорировала руку Вероники намеренно: прошлась ленивым взглядом по той с ног до головы и бестактно закатила глаза. Руку девушки пожал Арсений.

– Я Арс, это Эмма и Алиса, – кивнул он на девушку и сестру, обнажив ряд жемчужных виниров. – Приятно познакомиться.

Громов наблюдал за знакомством прайда с новой жертвой. Понимал, что сам через несколько мгновений окажется на ее месте. Надеялся только, что ему от Арсения достанется менее сладкая интонация и не такой похабный раздевающий взгляд. Было бы неловко. Алиса небрежно откинула волосы за спину – ей тоже тон брата не пришелся по душе.