Для платиновой принцессы было необычно находиться на периферии. Она привыкла быть центром: сплетен, объятий и влажных фантазий.

– Я потеряю последнее, что у меня осталось, – Гриша пожал плечами, не размениваясь на любезности, как Эмма с собственной сестрой, – самоуважение.

Эмму, казалось, резкие слова не задели. Она не поменялась в лице. Смотрела на парня с прищуром, интересом, пытливо. Гриша улыбнулся ей в ответ. Было что-то в том, что Эмма понимала его. Понимала, какой ее видит Громов и не удивлялась его равнодушию. Смотрела, как на диковинное устройство, не зная, какую кнопку нажать, пробовала разные, но не огорчалась, когда схема не срабатывала.

Эмма дернула уголком губ, смирилась с проигранным раундом. Развернулась и зашла в клуб: знала, что Гриша за ней последует. Ему нужна была чертова тема по журналистике.

Запястье обжег штамп, пальто осталось на плечах, миновав гардероб. «Виновница» обняла Гришу со всех сторон «тяжелым дымом», красным светом софитов и музыкой такой громкой, что не слышно было собственных мыслей. Танцпол, как метро в час-пик, был забит сверстниками, отрывающимися под миксованные хиты; по бару маршировали стаканы с накрученным ценником, диджей в экстазе менял треки.

Громов последовал за белым платьем на второй вип-этаж, когда на него благосклонно кивнули «он со мной».

На балконе с оградкой на потертой коже диванов расположилась компания. Барсы на одной стороне, Лукьянова на царском кресле в торце, Андреев на другой. Ждали только Гришу. Низкий стеклянный столик приглашающе был заставлен фруктовыми тарелками, сыром и бутылками явно не местного шампанского в вазах со льдом. Богема.

– Детка, ты где была? – Арсений поймал Эмму за руку, скосил взгляд на Громова: расслабленный, но чуть недовольный.

– Нигде, – Эмма растянула губы в улыбке, – именно растянула, усилием воли, отметил про себя Гриша, – поиграла бровями, присела на подлокотник дивана рядом с Барсом. – Там сейчас шикарно.

Гриша про себя хмыкнул, но быстро сделал незаинтересованное лицо, чтобы ревнивому взгляду Арсения было не за что зацепиться.

К столу подошел официант с кальяном, Громов попятился к стене, не зная, как себя вести. Несмотря на то, что на диване сидел Андрей и Лукьянова, тоже новенькая, вела себя расслабленно, и даже снобы Барсы не вели себя враждебно, ему было неуютно. Депозит за стол здесь был десять тысяч. С человека. Он почитал на сайте.

Семья Гриши не бедствовала. Наверное даже не бедствовала на несколько пунктов выше среднего класса, но отделаться от чувства непохожести рядом с компанией он не мог.

Громову в четырнадцать лет перестали давать карманные деньги, как только он устроился на фрилансе писать статьи. Родители его обеспечивали, давали крышу над головой и еду, никогда не говорили о ценности денег, – по крайней мере лекций «будь ближе к народу» он не помнил, – однако он будто с самого начала знал, что должен зарабатывать на хотелки сам. Возможно, сказалась Влада. Вся она.

Гриша не мог представить, что угощает друзей в ресторане или клубе за родительский счет. Не в его возрасте. Не порицал это, но не понимал уверенности молодых людей в чем-то, что им не принадлежит. Возможно, это была его личная проблема гипер-самостоятельности. Возможно, жизнь без тревоги, передавшаяся от родителей «нужны деньги на бизнес, жизнь, семью», тоже была по-своему хороша. Возможно. Но Громов опоздал, ему было уже не понять.

И все же Андреев с компанией Барсов дружил, поэтому Гриша пообещал себе попытаться. Повторил за расслабленной Лукьяновой: сел на диван. Пальто не снял. На всякий случай. Постарался не дергаться.