– Митяй, где дядя твой?!

– По следу пошёл, тащ комендант, – вытянулся Митяй.

– Герой, мать его ити! Давай, пройдись по посёлку, возьми ребят, может, недалеко лошади разбежались, поймаете, успеете.

Боровко потрогал мёртвую кобылу, она была холодна. На таком морозе часа три, не меньше. Прикинул, как всё случилось. Вот вломился медведь, задрал крайнюю, начал жрать. Остальные бились и ржали как угорелые, первый сломал загородку Мальчик, ринулся в проход, получил гребёнкой когтей по боку… Медведь представлялся огромным, чуть не с лошадь ростом.

– А Пахом где же? – Спросил Боровко, найдя во дворе на затоптанном кровавом снегу растерзанную пачку «Казбека».

– А хер его знает! – Вежев растерянно бродил, заглядывая в пустые стойла конюшни.

– Ну ладно, хоть мясом на неделю посёлок обеспечен.

– Не смешно, товарищ старший уполномоченный. Того гляди, сами на мясо пойдём.

Верхами прискакал один из милиционеров.

– Вот, тащ коммендант, у вышки споймал. Остальные на реке стоят табуном, в снегу увязли.

– Так чего сюда припёрся?! Давай, иди заворачивай лошадей к конторе под навес.

– Да я за седлом…

Запряг, ускакал.

– Ладно, Вежев, тут уж чего… закрывай воротá. Пошли в контору, хоть чаю напьёмся.

***

Вань Степ вернулся, когда солнце шло на закат. Где сам, где через Митяя рассказал, что по следам вышел в лесу на медвежий схрон – заваленного ветками полусъеденного конюха. Близко подходить и разбирать валежник не стал, чтобы зверя не спугнуть. Оставил всё как есть. А ещё добавил, что ош в посёлок зашёл со стороны кладбища, хитро обойдя расставленные ловушки. Могилу не трогал, не рыл, может, известь почуял. Всю ночь меж бараков бродил, под окнами конторы постоял на задних лапах. И только потом двинул к конюшне. Там Пахом застал его за трапезой, за что и поплатился.

Боровко передёрнуло, представил, как ош встаёт на задние лапы, по-человечьи приложив передние шорами, заглядывает в окно конторы, где он, Артём Николаевич, спит за шторкой. А на двери-то и замков нет! Первой мыслью Боровко было взять казённую лошадь и тут же уехать, но понял, что отвертеться не удастся, на одни объяснительные полжизни уйдёт. Придётся самому здесь и сейчас решать с этим чёртовым медведем.

– Людям хоть не болтайте, что у вас медведь по улице разгуливает. Ещё паники не оберёшься.

Вошла повариха, принесла в котелке шыд – до студня уваренную конину. Вань Степ принялся есть. У остальных аппетита не было. Дождались, пока старик насытился, облизал ложку.

– Мало, мало ждать надо, – сказал охотник, отодвинув тарелку.

– Опять ждать! – взревел Вежев. – Дождалися уже.

– Конюх – одни кости, ош сегодня, завтра ест, потом опять идёт. Надо конюшня лошадь обратно ставить, Степан сидеть, – охотник показал, как будет прицеливаться, потом принялся загибать пальцы, – Митяй сидеть, начальник сидеть, большой начальник сидеть. Тепло сидеть. Ош идти, смерть искать.

– Ясно, – Боровко почувствовал волнение и азарт, как в былые времена. – Значит, завтра в засаду. Надо всех, что есть, стрелков задействовать. Четверых мало будет. Ну-ка, Митяй, пусть он нарисует план, как думает расставить охотников.

***

Накануне Настёна всю ночь проревела. Учётчик сообщил, что утром ехать ей с уполномоченным, работать в его семье, а Катю с Петей определяют в детдом.

– Ты пойми, девонька, ведь какой случай тебе даётся, – уговаривал Фридман испуганную Настёну. – Дети сыты будут, одеты, обуты и в тепле. Село большое, школа, электричество, в кино водят. Заболеют – полечат. И сама пристроена. А там, глядишь, выпросишь себе справку, будешь вольный человек. А здесь что? Пропадёте, замёрзнете, с голоду помрёте, сироты. Кто вам поможет? Одна ты их не вытянешь.