– Вот эту книгу, вот эту мне, пожалуйста… Это любимая книга Алекса.

Анна долго не открывала красивую, теснённую золотом, тёмно-синего цвета, старинной работы книгу. Она держала её, как держат за руку любимого человека, и не могла открыть ни одного листа при постороннем:

– Идите, дорогая, сердечно благодарю, на сегодня – всё..

Ольга стояла у двери соседки – помощницы:

– Я, если можно, – к Вам. Анну теперь лучше не беспокоить.

Квартиры были рядом, и оказаться в соседней квартире, на соседней кухне – было минутное дело.

– Тебе, конечно, читать газеты некогда. Вот, к примеру, что сейчас происходит в Суэцком канале? Не знаешь. А жаль. Надо знать. Это серьёзная транспортная артерия. От него зависит очень многое в мировой экономике. А, впрочем, Бог с ним..

Я, вот, всё время думаю: почему, когда кто-нибудь только собирался сделать мне предложение – Анна на правах старшей объясняла: не ко времени. Так и остались обе старыми девами. Как думаешь, почему? Это же надо такое выдумать – не ко времени. Глупо, правда?

Казалось, что в этот момент Ольга забывала, что она в гостях: подолгу сидела молча и о чём-то думала. Потом неожиданно начинала говорить. Может быть, ей было даже и не важно – слушает ли её кто-нибудь. Ответы на её вопросы, казалось, не предполагались. Скорее всего, вопросы, действительно, адресовались себе, ответы, если таковые были, имели того же автора. Очень жалею, что не вышла замуж за Петра. Когда он сватался, Анна тоже сказала, что не ко времени. Да, и, вправду сказать, время было трудное – коллективизация. Что толку жалеть? Петра убили, был в Чапаевской дивизии пулемётчиком. Весточку прислал. Да и я тогда была очень молода – шестнадцать всего. Портрет Петра у меня есть. Красивый был, очень красивый. Фотокарточку прячу от Анны.

Наверное, была бы счастливой и за Григорием. Тоже сватался. Приходил со сватами на Красную горку, примета хорошая, все тогда так говорили, да что толку? Служил у Барона Врангеля адъютантом, ушёл с белой Гвардией в Константинополь. Там след его и простыл. Ничего больше не знаю о нём. Анна не дала выйти замуж за Григория. Тоже сказала, что не ко времени. Конечно, время сложное, Гражданская война… Какое уже тут сватовство и замужество? Всё перемешалось.

В сорок первом Николай сватался, но Анна тоже сказала, что не ко времени. Да, видно, как чувствовала: его тут вскоре по доносу арестовали. Тогда многих отправили в лагеря ни за что. Так и он сгинул за какую-то пустяковую частушку. Постой, да я её и по сей день помню. Тогда все потихоньку о ней говорили. Вот она частушка-то эта:

– «Вот спасибо, товарищ Сталин, вот спасибо 40 раз! А ещё тебе спасибо – лошадями поделал нас».

Это к тому, что лошадей-то забрали в коллективизацию. У хозяев лошадей не стало – и всё на горбу. Вот Варя, моя старшая сестра, может, ещё и сейчас была бы живая. Тоже замужем не была, не успела, хотя красавицей слыла она всю округу, умницей и скромницей, мастерицей на все руки. Да, что толку – умерла рано. В район, в воскресенье, на базар носила яйцо куриное продавать. Конечно, устала, разжарилась: далеко, пешком. Как пришла домой, так сразу в погреб и напилась холодного квасу. Через две недели умерла от воспаления лёгких. Жалко-то как было.. Плакали все: и чужие, и свои. Да и по сей день жалко. Хорошая была, добрая.

А сразу после войны, в конце сороковых, хоть и года, хоть и мужиков-то по пальцам можно было пересчитать, а всё же сватался один, Сергеем звали. Видный такой, герой войны, вся грудь в орденах, одинокий. Жена с детишками погибли по пути в эвакуацию: под бомбёжку поняли. Жалко мне его было, славный такой, потерянный, добрый. Смотрит, бывало, голубыми своими глазами и ничего не говорит. А что говорить-то? Итак всё ясно: видно, тосковал по своим. Сергей мне очень нравился. В тот момент мама и папа разом как-то постарели, разболелись, слегли. Надо было ухаживать. Вот Анна и сказала опять: не ко времени. Да, что и говорить, родители – святое. Не бросишь.