Николай Петрович отвернулся и стал молотить камни киркой с удвоенной силой, намекая, что разговор окончен.

Во время обеденного перерыва я поделился услышанным с дочкой.

– Папа, ты ведь помнишь, я тебе полгода назад рассказывала, как побывала в Обители Ангелов.

– Помню, конечно. Очень необычная история.

– Помнишь, я видела там живые двери. Наверно, такие же можно и тут найти. Мы можем сбежать через такую дверь.

– И ты думаешь, что мы их найдём раньше этих… – спросил я, жуя травяную похлёбку. – …У них ведь огромное множество народу работает.

– А вдруг? Не попытаешься, не узнаешь.

– Даже если мы украдём посох у Лени, по его свету то нас и найдут.

– Не найдут. Я заметила, как они им управляют. Один удар об камень – он включается, два удара – он выключается. А как сделать разряд, я пока не поняла.

– Хватит трепаться! – крикнула Рутина. – За работу!

Мы подняли кирки и принялись монотонно откалывать камни от скалы и складывать в вагонетки. Надя опять осматривала камни и вынимала из них какие-то прозрачные вкрапления. Вдруг её кирка, глухо ударившись о камень, наполовину ушла вглубь породы. Детская рука не могла загнать инструмент так глубоко, значит, там была пустота. Я стал работать своим инструментом, чтобы освободить застрявшее в расщелине кайло. Камни легко поддавались, проваливаясь в пустоту. Постепенно от моих ударов образовалась дыра размером с голову.

Рутина стояла к нам спиной, не обращая внимания, что мы делаем, и я, встав на колени, заглянул в расширенное отверстие. Тусклого света в нашем забое не хватало, чтобы увидеть в кромешной тьме хоть что-то, но я чувствовал веяние свежего воздуха и далёкий шум падающей воды. Работяги, оставив работу, стали подходить к нам, любопытствуя. Я поднялся и жестами показал, что надо продолжать работу, а то нас начнут бить разрядами.

Когда закончилась смена, и мы вернулись в камеру, Надя опять завела разговор о побеге.

– Я не могу больше есть эту траву. Завтра за нами будет присматривать Лень. Прекрасная возможность сбежать. Она всё время спит.

– У нас будет только полдня, до обеда, чтобы уйти как можно дальше и спрятаться, – ответил я. – А потом нас начнут искать.

– Долго искать вас не будут. Места тут гиблые. Свалитесь в отхожую яму или в пропасть – и всё. Поминай, как звали. Им проще заманить сюда новых людей, чем гоняться за беглецами по этим лабиринтам, – проворчал старик из своего угла.

– Тем более надо бежать! Николай Петрович, вы с нами? Вы хоть немного лучше нас знаете эти подземелья, – Надя уже мысленно мчалась по пещерам.

– Нет. Я тут останусь. Моя жизнь уже лучше не станет. Как я ни старался, делал всем вокруг доброе, а становилось только хуже, – ответил старик из своего угла потухшим голосом.

– Неужели в Вашей жизни не было ничего хорошего? – спросила Надя.

– Пожалуй было… Жёнушка моя, Мариванна. Вот моя радость.

– Ну вот. Значит, надо вернуться к ней. И в жизни опять всё будет всё хорошо.

– Нет. Не уговаривай. Это невозможно. Отстань от меня.

В воздухе повисла тишина.

– Уже третий день тут маринуемся. Я больше не могу, – произнесла Надя, что-то мастеря. Она вытряхнула солому из небольшого плотного мешка и разорвала на отдельные полоски другой. И теперь вплетала нити, торчащие на концах полосок, в ткань пустого мешка.

– Что мастеришь? – спросил я.

– Рюкзачок.

– Зачем он тебе?

– Там, в шахте, красивые камушки попадаются. Хочу взять их с собой. А то в карманы уже не помещаются.

– Что тут может быть красивого? Камни как камни.

– Спи давай. Я сама их понесу.

– Спокойной ночи, Надюш.

– Спокойной ночи, папа.