– И что же дальше?

– Мы так заботились об этом доме, так им дорожили, как родным. Я жене во всём помогал и по дому делал, что нужно там… дрова наколоть, дверь скрипучую смазать, ножку стулу закрепить. Мебель в дом мы доставали, где могли, можно сказать по крупицам. В этом доме выросли наши дети. Сын и дочка. Мы их берегли, ничего по дому делать не заставляли. Всё сами с жёнушкой… Дети выросли как-то быстро, свои семьи завели. Стали к нам с внуками приезжать. А внуки только бегали везде, нам ни в чём не помогали. То поленницу развалят, то горшок разобьют, то бельё с верёвки уронят. Говорю им, говорю, а всё как об стенку горох. Носятся тудым-сюдым, как заведённые. Неслухи. А жена всё им прощала, добрая она у меня… – дед снова замолчал, словно что-то вспоминая.

– Что же дальше было?

– А дальше… Просил я их не безобразничать, лучше б чёнить путное сделали. А они всё своё, только с мячиком бегают да самолётики пускают. Потом стали реже приезжать к нам. Всё на моря заграничные улетали. Надоело мне это. Трудишься, трудишься, а тебе ни спасибо, ни пожалуйста. Я так разочаровался в жизни, что не хотелось уже никому ничего делать доброго. Нахлынула на меня печаль неодолимая. Спустился я в погреб, одному побыть, лёг там на полку и не заметил, как уснул. А проснулся уже вот в этом… как бишь его… в аду. Так что ничем вам моя история не поможет. Жёнушку жаль… Как там она без меня? Добрая душа…

– Да… нам очень нужно чудо, – Надя зевнула. – Давайте спать.

Наверно, в подземелье понятия день и ночь были неуместны, но от очередного грохота тарелок по полу мы снова вздрогнули, быстро поели и сами вышли из камер, чтобы крючья надсмотрщиков нас не касались.

– Сегодня с ними Рутина будет, – сказал один из надсмотрщиков.

– Она нормальная. Не подведёт, – ответил другой.

– Да, тоже косячит. Творческой жилки в ней нет.

– Вон она идёт. Принимай доходяг, Рутина!

– Принято, – монотонным голосом ответило подошедшее существо худого телосложения в таком же, как у всех остальных тёмно-сером облачении с капюшоном, скрывающем даже лицо.

Нас снова погнали на работу в каменоломни. Я обратил внимание, что все надсмотрщики были одеты в одинаковые длинные плащи, скрывавшие всё тело. Только под капюшоном горели жёлтые неяркие глаза. Когда мы пришли на рабочее место, и Рутина встала в проходе к нам спиной, облокотившись о посох, я спросил об этом тихонько у Николая Петровича.

– Они настолько отвратительны, что люди умирают от их настоящего вида, – шёпотом ответил старик. – Сейчас им нужна рабочая сила, поэтому они и ходят в этих балахонах.

– Зачем мы им? Зачем все эти шахты? Мы добываем какие-то бесполезные камни. Это ведь не уголь и не драгоценности, – я бросил очередной камень в вагонетку.

– Ищут какую-то дверь, которую оставили тут Ангелы.

– Ангелы?! – чуть не вскрикнул я от удивления.

– Тсс. Я слышал об этом, как говорится, краем уха. Поэтому за стопроцентную достоверность не ручаюсь. Около двух тысяч лет назад они потерпели крупное поражение от Ангелов в великой битве. Те сбросили их в подземелье, где мы и находимся. А потом кто-то узнал, что Ангелы оставили после себя множество дверей в разных уголках мира. И две из них находятся тут, в этих шахтах. А эти тёмные твари используют нас, чтобы найти эти двери.

– Что они будут делать с этими дверьми?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил старик детской поговоркой. – Какую-то Пакость хотят им подослать. И вообще, ты задаёшь вопросы, на которые я не знают ответов. Всё, что я рассказал – это слухи, а может, выдумки впечатлительных людей, таких же заключённых тут, как ты и я.