Анна подняла свои спокойные, влюблённые глаза к потолку комнаты, слушая, как от одного лишь вздоха полы под ногами начинают скрипеть, кашлять. В комнатке в любое время суток, погоды и времени года стоял угнетающий мрак. Не спасала даже большая керосиновая лампа.

– И тут ты хочешь жить? – поцеловав в лоб своего болезного Илью, спросила она, боясь даже присесть на край кровати. Развалится же. Или она, или мебель.

Сац свою возлюбленную скромно приобнял, исцеляясь её душистыми волосами.

– Анечка, только на время. У меня тут мысли есть…

В полудрёме он лепетал ей свои наполеоновские планы открыть музыкальный театр в Иркутске, обосновать филармонию и собрать свой собственный оркестр, – «двадцать человек будет мало, а вот сто – в самый раз». Анюта слушала его, поглаживая его исхудавшие руки, и внимательно слушала. «На время» – слишком долгий срок. Взвалив тяготы любимого мужчины на себя, уже через пару дней приезда изысканная Аннушка вышагивала по незнакомому городу, марая подол платьица в вязкой грязи, искала уют.

– А комнату у вас снять можно? – кротко спрашивала она хозяина очередного доходного дома, настойчиво предлагая заплатить на полгода вперёд. В тихую минуту можно было услышать, как где-то на набережной в Александровском саду играет скрипка и труба. Рефлекторно Аннушка прислушивалась, тянулась вслед за этим. Это же поэзия жизни – на берегу реки под музыку. Просыпаться, засыпать, завтракать, принимать гостей, творить. В тот же месяц Илья и Анна переехали в дом неподалеку от набережной, и Аннушка взяла фамилию Сац, любовно держась за свой растущий живот.

Париж. Молодым хотелось как в Париже жить – красиво. И они так жили – без приданного, но со вкусом. Днём мадам Сац неспешно прогуливалась по Большой улице, заглядывая в каждую лавку по очереди: прикупить тарелки с чудными рисунками, чашки миниатюрного вида для утреннего кофе, взять подсвечники на обеденный стол, чайник, книги и ещё пару чашек – уж очень они красивые. Вечером с мужем они выбирались на прогулку среди горожан, быстро успев стать среди них своими. Не соврал Чехов, совсем европейский город – дамы во французских платьях, мужчины в английских цилиндрах, в городском театре поют итальянскую оперу.

– И всё-таки этому городу чего-то не хватает, – задумчиво щурился Илья и в его голове уже стучал ритм чёткой, конкретной мелодии.

Время летело стремительно, и к началу осени городской водопровод торжественно был пущен в первые комнаты города, а в двухкомнатной крепости музыкальной семьи на свет появился ещё один голос – дочка. К имени молодая семья Сац подходили с толком, с прогрессивной точки зрения – ребёнок выбирает имя себе сам. В традициях времени было обратиться в церковь, найти имя в предках, посмотреть календарь церковных праздников, открыть страницы истории и присмотреться к государственным именам: Екатерина, Софья, Анна, Мария, Александра… Но отец семейства Илья жил ещё более романтичными категориями. В ряд на столике выстроились маленькие клочки бумаг с именами: «Тамара», «Ирина», «Наташа».

– Почему Наташа? – спросила супруга Анна, вглядываясь в поплывшие по бумаге чернила.

– В честь Льва Николаевича, – ответил Илья, протягивая бумажки своей новорожденной дочке – какое имя схватит, той и будет, – У Льва Николаевича была Наташа Ростова, а у нас будет Наташа Сац.

Так на третьем месяце своей жизни девочка обрела запись в метрике – Наталья Ильинична Сац, 14 августа 1903 год, Иркутск.

Она взяла от матери и отца пополам: кроткий взгляд Анны Михайловны и театральную улыбку Ильи Александровича. Но из характера больше отщипнула всё же у отца.