Дима чихнул в знак благодарности и выбрал виолончель. Ровно четыре года по чётным дням послушный мальчик таскал на себе эту громадину. Спина его ныла и просила пощады, но Дима не сдавался. Ведь дураку понятно, что виолончель куда легче контрабаса, от которого пупочную грыжу можно заработать в два счёта. Или взять, с позволения сказать, фортепиано. Так под ним же сложишься пополам на раз. И пиши пропало!

По нечётным дням Дима чихал на китайский язык. Потому что его папа спал и видел, а когда не спал, то грезил наяву, что любимый сын станет китаистом, как и он сам.

Но Диме само слово «китаист» было неприятно до зубовного скрипа, до заворотка кишок. Так как ассоциировалось оно с рыбой кета, которую Дима ненавидел всеми фибрами души. Но бабушка упорно каждый четверг жарила ту самую кету, считая её исключительно полезной.

Если бы только с кетой! Слово «хоккеист» вам ничего не напоминает? Ну конечно, хоккеист – китаист. Китаист – хоккеист. Не удивлюсь, если вы уже догадались, что дедушка Димы в молодости был хоккеистом и ему нередко приходилось ловить шайбу зубами. По этой самой причине дедушка сменил не одну челюсть за не очень-то долгую жизнь. И, недолго думая, Дима выбрал английский язык. Хотя и этот язык был ему не по вкусу, да и не по зубам, но с переменным успехом мальчик продолжал его жевать.

Но вот что действительно доставляло мучительную душевную боль Диме, так это математика. Мозги его буквально плавились от школьных задачек. Он считал гением того, кто мог решить, к примеру, такую задачку.

Задача: Колхоз отправил в город три машины с арбузами. На одной машине 176 арбузов, на другой на 234 арбуза больше, чем на третьей, а на третьей столько арбузов, сколько на первой и на второй вместе. Сколько арбузов довезёт водитель до города, если за три остановки по пути он съел три арбуза и положил в свой карман три тысячи рублей?

Своими далеко не куриными мозгами Дима, конечно, понимал, что водитель не довёз до города значительную часть арбузов. И что, положив в карман кругленькую сумму денег, водитель продал сочный груз. Но главный вопрос: Сколько продал и сколько довёз? – оставался для Димы неразрешимым.

Ломая голову над подобными задачками, Дима сначала впадал в ступор, затем надувался, сопел-пыхтел-потел. Порой ломал ручку или карандаш, что был в руках, и принимался грызть. И когда последний кусочек исчезал в чреве ученика, он принимался за ногти. Грыз неторопливо, обстоятельно, как учила бабушка.

– Каждый кусочек пищи необходимо тщательно прожёвывать. Запомни или запиши – тридцать три раза! Тридцать три! – говорила она, тыча пальцем в ненавистную кету или любимую сосиску.

И Дима жевал-жевал-жевал всё, что попадало к нему в рот. Ногти в том числе. На домашнее задание как правило хватало ногтей одной руки. Другие исчезали на уроке математики. И, хотя они успевали отрасти за пару дней, к следующему уроку их было явно недостаточно.

Подумаешь, ногти – не локти. Отрастут. Кто не грыз их в детстве, бросьте в меня камень. Родители Димы, именно так и думали, мало обращая внимания на обглоданные ногти сына.

Но только не бабушка. Засучив рукава, она принялась за искоренение дурной привычки.

– Привычка – не отмычка, в кусты не выбросишь. – аргумент бабушки был более чем убедительным.

Идея номер один: надевать перчатки на время решения задач – завершилась неудачей. За пару домашек пальцы перчаток были съедены под ноль. За другую пару от перчаток остались только резинки на запястьях.

Идея номер два: натирать пальцы рук луком и чесноком. Провалился в тартарары, так как обострилась Димина аллигатория. Слёзы, сопли, вопли, сопровождаемые смачным чихом, разлетались в разные стороны, раздражая при этом мамин музыкальный слух.