Коверт был явно горд тем, что шутка его удалась, а хлопоты замечены и оценены по достоинству.

– Предлагаю дружно расправиться со всем этим изобилием.

– Постойте, корюшка в июле? – опять изумился Степан Алексеевич, – очередной розыгрыш? Это мы сейчас отведаем, кого вы тут корюшкой обзываете.

– Уверяю вас, полковник, – Василевский положил в рот очередную золотистую рыбку, – это точно корюшка.

– Но как?

– Это секрет нашего капитана. Эрнест, что с ней делаешь?

– Как что? Ты же сам сказал: секрет!

Ужин прошел в оживленной беседе: об охоте, о Карибах с прелестными мулатками, о весеннем нересте корюшки…

Все гости разошлись по комнатам, в притихшем доме только старинные напольные часы отстукивали получасовые стклянки. Эрнест Васильевич по обыкновению, прежде чем идти в постель, обходил дом, словно корабль. В лунном свете у окна веранды он увидел друга:

– Сергей?! Не спится?

– Да, знаешь ли…

– Когда отбываешь?

– В ближайшее время, документы уже готовы… А ты что лунатишь?

– Да по привычке… пока весь дом не обойду – не усну.

– Все же нужно поспать: с утра – охота.

–Тут можешь быть покоен, места у нас знатные, кабанчика загоним…


Данила по привычке встал с рассветом и отправился на прогулку. Утренний туман уже упал росой на травы, золотисто-розовый диск солнца предвещал погожий день. Проходя по узкой аллее сада мимо беседки, увитой виноградной лозой, он услышал голоса: один он узнал сразу – дядюшка, а второй, приглушенно-спокойный – скорее всего граф.

– Для меня это очень важно… Я уже не слишком надеюсь, что дочь моя, моя Симочка, отыщется, но хочу быть уверен, что сделал все возможное.

– Граф, я возьму это дело под свой контроль, можете не сомневаться. Но, если позволите, хотел бы кое-что уточнить.

– Конечно, полковник, спрашивайте.

– Мать девочки: она могла забрать ее?

– Помилуйте сударь, она оставила грудного ребенка! Даже дикие звери не бросают своих детенышей, пока не выкормят, а эта … – голос графа сорвался, – и ради чего? Ради этого пройдохи Паникеева!? Нет, исключено. Не тратьте на это время.

– Извините, граф… вам больно об этом говорить.

– Мне больно, потому что я так и не увидел своей дочери. – Графу явно стоило огромных усилий успокоиться и продолжить, – Елена… она слишком молода, и, видимо, ей оказалась не по силам такая ответственность… Ее веселость, наивность обернулись легкомыслием, безрассудством. Мы ведь совсем мало с ней были вместе, я вынужден был оставить ее на время… разве ж мог я предположить, чем разлука обернется… Нет, молодость – не оправдание низкому предательству.

Голоса смолкли. Даниле было неловко, что он стал невольным свидетелем приватного разговора, и чтобы остаться незамеченным, пошел к озеру.

История о брошенном младенце до глубины души тронула молодого человека. Он вырос в большой дружной семье, и хотя не был избалован роскошью, семья всегда жила в достатке. Данила родился третьим из пяти детей, как говаривала его маменька – «золотая серединка». Он был старшим сыном и особенно любим матерью. Отец, ждавший рождения непременно сына после двух дочерей, не скрывал гордости и возлагал на него большие надежды, как продолжателя своего дела – служения Отечеству. Потому тятенька не жалел средств для его образования. Данила учился усердно, старался не огорчать отца и мать. И даже когда отца два года назад не стало, он продолжал делать то, что могло бы порадовать его. Так, исполняя отцовский завет, он пошел в военное училище. Стремление юноши поддержал дядя, Степан Алексеевич, посоветовав поступить в первое Павловское военное училище.

При зачислении директор на последнем собеседовании с будущими курсантами, уловив в речи малоросский акцент, поинтересовался: