Все ненадолго замолчали, осмысливая историю и пережевывая еду. Аиша первой нарушила тишину:

– Это показательно, не правда ли? Даже человек, посвятивший жизнь сохранению религиозных текстов, опасается религиозного фанатизма. Я понимаю его беспокойство – суфизм с его мистическими практиками и более свободным толкованием исламских догматов часто вызывал подозрение у традиционных богословов.

– В любом случае это потрясающая удача для нас, – сказала Ребекка, с благодарностью глядя на Майкла.

Сара, наконец дозвонившаяся до своей кузины в Питтсфилде, с облегчением отложила телефон:

– Джейн в порядке. Их школа находится в другой части города, далеко от эпицентра беспорядков. Но занятия отменены на неопределенный срок, полиция и Национальная гвардия на улицах.

– Интересно, что стало причиной? – спросил Раджив, подвигая к себе контейнер со спринг-роллами.

Сара устало провела рукой по лицу:

– Комбинация факторов, как всегда. Экономический спад в регионе, закрытие нескольких заводов, растущее социальное неравенство. Люди ищут виноватых и легко подпадают под влияние демагогов. Появился какой-нибудь новый пастор, харизматичный, с радикальными взглядами. Начал проповедовать, что католики «извратили истинное христианство», что они чуть ли не поклоняются идолам. Потом местный католический священник решил ответить публично… слово за слово, и вот результат.

– Двадцать семь человек погибли из-за разногласий, которым пять веков, – тихо сказал Майкл.

– Меня всегда удивляло, – вступила Аиша, осторожно отодвигая недоеденный карри. – Я выросла, слушая о «просвещенном Западе», где вопросы религии давно отделены от политики и общественной жизни. Каково же было мое удивление, когда я приехала в Америку и обнаружила, насколько глубоко религиозная идентичность влияет на все аспекты жизни.

– Секуляризация оказалась более поверхностной, чем многие думали, – кивнул Раджив. – В Индии мы никогда не скрывали, что религия остается мощной общественной силой, даже при светском государстве. Возможно, здесь слишком долго верили мифу о том, что прогресс автоматически ведет к ослаблению религиозного фактора.

– Вот почему «Унум» так важен, – сказала Ребекка, повернувшись к команде. Она подошла к принесенной Майклом коробке и бережно взяла жесткий диск с бесценными суфийскими текстами:

– Эти рукописи писали люди, которые искали путь к единой истине через разные традиции. Они верили, что под внешними различиями скрывается общая духовная реальность. Возможно, сейчас, с помощью технологий, мы сможем сделать их прозрения доступными для каждого.

– Итак, возвращаясь к технической стороне, – Раджив решительно вернул разговор к проекту. – Мы создаем мультимодальную архитектуру. Отдельные нейросети для каждой традиции, которые затем взаимодействуют через метауровень?

– Именно так, – кивнула Ребекка, переключаясь в рабочий режим. – Каждая модель говорит на своем языке, со своими концепциями, но метамодель выступает как переводчик и посредник, ищущий общие основания.

Аиша уже начала набрасывать новую схему на цифровой доске:

– Для исламской модели нам нужно будет создать отдельные субмодули для суннитской, шиитской традиций и суфизма. Они используют общие термины, но различные в интерпретации.

– Отлично. То же самое сделаем и для христианства, – добавила Сара. – Православие, католицизм, протестантизм. Ну и, конечно, не стоит забывать о деноминациях внутри протестантизма.

– И не забывайте о времени, – вмешался Майкл, который, хоть и не был специалистом в этих вопросах, сумел уловить суть. – Религии эволюционируют со временем. Сегодняшний ислам или христианство во многом отличаются от своих ранних версий.