Удаляясь, он сильнее ругался и все медленнее шел. Поговаривали, что он сам себе в ногу выстрелил и потерял сознание от боли.

Веня немного младше. Друг Ивана с двухлетним стажем. (От нечего делать друг.) В поселок приехал из города с мамой и котом. Это было летом, еще до гражданской. Они спасались от обстрелов. Вещей практически не привезли: одеяла-подушки, одежды мешок, кастрюли и книги. Мама была уже старушкой. (Веня поздний ребенок. Отец – неизвестно кто.)

Венина мама умерла прошлой весной от воспаления легких. Иван с тестем помогали хоронить. Купили красивый гроб с бархатной обивкой и легонький белый крест. Веня просил, чтоб не тяжелый.

Веня должен был стать школьным учителем истории, но не сложилось, потому что, как известно, все гуманитарные дисциплины школьникам стали преподавать чиновники, прошедшие курсы. Военные в основном.

Педагогам предлагали почти бесплатно переквалифицироваться, но в кого именно, не уточняли. Поэтому они слонялись без дела. Целая страна брошенных учителей и училок.

От Последней войны, а теперь и от гражданской Веня косил по ожирению. Себя солдатом он и в страшном сне не представлял и искренне удивлялся, когда у него спрашивали, почему он не на фронте.

Во время последней волны мобилизации комиссия признала его годным к службе. «Наел бока, – возмущался начальник Отдела по делам ГО и ЧС района. – Война идет, сынок. Страну шатают террористы, а ты питание контролировать не научился к двадцати двум годам. Понимаю, что диабет. У моей бабки тоже был. Так она на гречневой каше жила и только по праздникам пирожки с печенью делала. А ты что себе позволяешь?»

Начальнику было едва за тридцать. Сам он не то что на фронтах, даже в армии не служил. С узкими плечами, спичечными ногами и круглым, спущенным до мошонки животом, он походил на беременную обезьяну. Во время Последней войны ездил на передовую пару раз с гуманитарным грузом. Тогда у них это считалось день за два и выплачивалась премия ко Дню защитника Отечества. Он гордился этими поездками, и был прав, когда говорил, что он ездил, а, как некоторые, мог бы и не ездить.

Неожиданно за Веню вступился военком – старый дядька, тоже, конечно, не служивший, но отлично понимавший чертеж системы. Он напомнил комиссии о матери Вени, которая по возрасту нуждалась в уходе. Предложил дать отсрочку и обязать Веню сбросить хотя бы пять килограмм. Сказал: «Считай – приказ, Веня».

«Ну, мать – святое, – согласился начальник Отдела по делам ГО и ЧС района. – Береги ее, сынок».

Веня получил отсрочку. А мать умерла через два месяца. Три дня лежала с температурой, свистела легкими. Веня отвез ее в больницу вместе с Коробовым на «Ниве». Там выписали таблетки, которых не было в Новоколоденске, и рекомендовали поменьше волноваться. Мать пила чай с ромашкой и молилась. Не помогло.

К Ивану Веня пришел за три часа до вечернего пуска ракет. (До полдника, как это называлось в поселке.) Коробов до сих пор не вернулся. Веню это обрадовало. С Коробовым ему было тяжело. Как и со всеми людьми, в общем-то. Он еще ниже опускал голову, морщил лоб, говорил тихо и совсем не улыбался. «Бурчит что-то себе под нос, а начнешь переспрашивать – отворачивается и молчит, – говорил о нем Коробов. – Нихера не разберешь. Как поп».

Говорить Вене с Коробовым было не о чем. Но Веня выбирал тему, которая, как казалось, должна была вызвать интерес у Коробова. Далее прописывал примерный диалог и определял его финальную точку. Коробов все это время смотрел, как Веня морщит лоб, и думал: «Жрать, наверное, хочет, а стесняется попросить». Веня произносил реплику из известного только ему сценария, и, конечно, Коробов отвечал невпопад. Веня потел от волнения и произносил что-нибудь длинное и до обморока скучное.