Есть люди, которым не нужно разговаривать.

– Мимо шел и решил заглянуть, – как всегда, сказал Веня и протянул свою гигантскую, не разгибающуюся в локте руку. – А ты читал книгу Ги Дебора «Общество спектакля»? – тут же спросил он. – Я вчера начал. Он рассуждает о том, что современное нам консюмеристское общество вовлечено в производство и потребление бесконечного и бессмысленного спектакля; автор здорово подмечает, что спектакль – это сон рабов, который выражается в потребности спать. И, как он пишет, «спектакль – страж этого сна». Я смотрю на наш поселок и…

– Веня, у меня хреновый день! Я утку потрошил сегодня. Никто за мной не наблюдал, и никого я не изображал. Реальная обычная хреновая жизнь. И никакого спектакля. – Иван втащил Веню за рукав во двор и прикрыл скрипучую калитку.

– Ты утку потрошил, – медленно, продолжая формулировать мысль, сказал Веня, – потому что тебя тесть заставил. У вас тут спектакль на двоих.

– На троих. Нам Вера позванивает.

– И непосредственно, значит, участвует в вашем спектакле.

– Все меньше и меньше. Идем в дом. Я утиные потроха оставил на столе, а у кота никакого уважения к частной собственности нет. Ему экспроприировать что-нибудь, как яйца вылизать. Он же в спектакле не участвует.

В доме Веня рухнул в кресло, потому что табурет надавливал ему зад углами.

– Интернет вчера вечером ходил ловить на гору. Прочитал: еще одного полевого командира убили из фёдоров. Правительство планирует взять под контроль всю Центрально-Черноземную часть. Фотографии этого убитого видел. Голова оторвана и на палку насажена.

На огромных Вениных щеках поблескивали мягкие светлые волоски, а подбородок при этом был совершенно гладким. Из-за этого Веня напоминал мультипликационного кабана, особенно когда хмурился или чесал вздернутый нос.

– В городе, говорят, открыли книжный магазин и даже довоенных авторов продают.

– Ерунда, – усомнился Иван. – Если даже интернет запретили, то с книгами и так понятно, что их только по талонам будут выдавать.

– Никто интернет не запрещал. Просто операторы сети настроены против правительства и, чтобы ему навредить, ограничивают трафик. – Веня встал и принялся ходить вдоль кухонного стола, сидя у которого Иван чистил картошку к утке. – Нельзя спорить с очевидными вещами. Интернет есть. Иди на гору и пользуйся. Я вчера даже песню скачал.

– Какую?

Веня вынул телефон и включил «Как листовка – так и я» Летова:

Летов пел сначала умиротворенно, даже ласково, а потом, как всегда, стал хрипеть с дистиллированной ненавистью.

Иван улыбнулся. Веня сначала строго смотрел на друга, а потом захохотал, как ребенок. Узкие его глаза наполнились слезами. Он размазывал их пухлыми пальцами по щекам. Дышал тяжело и не с первой попытки выговорил:

– Эта песня в списке «патриотических».

Потом они пили чай. Веня вымок от пота.

– Тебе нужно весом заняться, – сказал Иван.

Веня по-бабьи махнул рукой:

– Некогда мне на диетах сидеть. Я занят созерцанием. Это очень хлопотно.

Веня лукавил, потому что у него, как и у Ивана и всех, кто живет в заброшенных поселках, времени было полно. Хватило бы и на созерцание, и на строительство межгалактической ракеты. Он тоже работал сторожем. Как шутил Иван: «почти по специальности», имея в виду, что ночами Веня охранял единственную оставшуюся в Новоколоденске школу.

Видимо, потому, что у Ивана не было никакого образования, кроме школьного, он испытывал к Вене сложную смесь чувств: уважение и сострадание одновременно. Именно Веня спровоцировал его на то, чтобы обратить внимание на громадный книжный шкаф, оставшийся в доме от прежних хозяев. В начале Последней войны хозяева эмигрировали. Дом достался Коробову от муниципалитета вместо его собственного, уничтоженного осколком ракеты. От нечего делать Иван прочел пару книг. Выбрал самые худенькие и свежие. Остальные его не заинтересовали. Веня же, впервые увидевшей эту братскую могилу мыслей, затрясся, как щенок, почувствовавший аромат молока. Он тут же выпросил пять книг и вернул их меньше чем через три недели. Иван испытал тревожное чувство, которое не сразу идентифицировал. Жалость – не жалость. Презрение? Вроде бы нет. А потом сообразил, когда Вера рассказала, что провела прекрасный летний вечер между сфинксами, в компании поэтов, до помутнения рассудка страстно разговаривавших о чем-то интересном, но непонятном.