Когда-то они любили так гулять вдвоем, разговаривая обо всем на свете. Время, принадлежавшее только им двоим, отцу и дочери. Но с тех пор, как умерла Императрица, они ни разу не поднимались сюда. И сейчас Эва не догадывалась, радоваться ли или готовиться к дурным вестям, не предназначенным для посторонних ушей.

Он ждал наверху – стража проводила принцессу и заняла пост у двери. Прежде чем известить о своем появлении, она замешкалась, тайком присматриваясь к нему.

На первый взгляд все тот же. Всем своим видом излучает величие, силу и достоинство. Но раньше его скулы не были столь резкими, а щеки впалыми. И эти глубокие линии морщин возле уголков губ и на лбу – Эва их не помнила. В волосах добавилось седины – а ведь недавно она только виски серебрила...

– Подойди, Эвика, не робей.

– Отец...

Какие грустные у него глаза! Давно ли такими стали? Или она чем-то огорчила его?

– В последние дни я совсем тебя забросил, моя искорка. А ведь тебе, должно быть, пришлось нелегко.

– Вовсе нет! Не так, как вам, – проговорила она и зажмурилась, подставляя щеку для поцелуя.

Ласка. Как же ее не хватает. Простых прикосновений. Теплых уютных объятий, спасающих от всех бед на свете. Но все это навсегда ушло вместе с мамой. Император не позволял себе нежностей с детьми с тех пор, как те повзрослели. Братья, с которыми она редко виделась в последние годы, держались теперь отстраненно и почтительно – ведь она больше не малышка Эвика, а будущая императрица. Не пристало тискать ее как ребенка и щипать за щеки.

Подумать только, как могут все, кого она знала, измениться в один день! Казалось, что ледяная корка, сковавшая тело там, на пути к трону, так и не растаяла. Наоборот, разрослась, окружила невидимой стеной холода и отчуждения.

– Скажи, что тебя тревожит? Не вздумай щадить мои чувства, я увижу, если начнешь юлить и недоговаривать, – велел он.

Голос строгий, а глаза печальные и добрые. Он очень сильно любит ее, Эва всегда это чувствовала. Неужели и его оттолкнула проклятая ледяная стена?

– Я скучаю по маме. По тем временам, когда все было в порядке. Никак не могу поверить, что я... – Она запнулась, взглянула на него с болью и отчаяньем. – Вы не можете оставить трон! Это несправедливо! Империя нуждается в вас как никогда, в вас, а не в каком-то...

И замолчала, коря себя за несдержанность. Нельзя говорить дурных слов о своем будущем муже, тем более о будущем императоре. Даже если никто кроме отца не услышит. Понося его, она роняет и свое достоинство.

– Раз начала, то скажи. Почему вздумала роптать на веками заведенные порядки? Признайся, разве ойу Ауднадо так сильно тебе не люб? Или он обидел тебя?

Обидел ли? Нет, лишь забавлялся с ней будто с ребенком и шутил на грани приличий. Держался слишком вольно, но... Выходило, он единственный, кто вел себя с ней не как с наследницей трона, хотя бы наедине.

– Нет, что вы. Разве кто-то посмеет обидеть дочь Императора Морадии, – отозвалась Эва, глядя на отца с обожанием. – Я просто... Ах, это так глупо, что незачем и говорить! Ведь вы будете рядом, значит все будет хорошо.

– Родная, я не смогу быть рядом вечно. Теперь о тебе станет муж заботиться, а ты о нем. Не верь досужим сплетням и первому впечатлению. Ауднадо сильный и мудрый маг и достойный человек, способный защитить тебя и удержать власть над Империей. Прости, что оставляю тебе не самый прочный трон, но...

– Я вас не подведу, отец!

– Знаю, – улыбнулся Император и пригладил ее волосы на виске, заправил за ухо прядку. Она едва сдержалась, чтобы не вцепиться в его руку и не прижать к себе. – Ты все сделаешь как должно, искорка.