Принцесса села на широкую каменную скамью – теплую, даже об этом создатели сада позаботились – и принялась рассматривать бледно-серую пелену за стеной. Она любила, когда идет снег, даже такой, как сегодня. Нянюшка говорила, это потому что Эва зимой родилась.
– О чем вы задумались, ойна Эва? – спросил Асхель Ауднадо.
Когда свет падал на его радужку, становились заметны золотистые искорки вокруг зрачка. Эва не могла себе не признаться, что все-таки есть в этом человеке что-то пугающее и привлекательное одновременно, и ей нравится смотреть на него. Бывают такие лица, что как магнитом притягивают взгляд.
– О вас, – осмелев, призналась она.
Несложно было бы догадаться, что подобной прямотой невозможно смутить такого как он. Сильнейший маг Империи лишь слегка изогнул бровь, продолжая взирать на собеседницу с вежливой полуулыбкой.
– Может ли такое быть! И что же, позвольте поинтересоваться, вы обо мне думаете?
– Пытаюсь вас понять. Привыкнуть, чтобы со временем полюбить, нам ведь предстоит всю жизнь прожить вместе.
Ведь мама когда-то тоже впервые увидела отца перед свадьбой, но они искренне любили, такое не изобразишь. Оставались верны друг другу до самого конца, да и после... Невозможно было представить, что отец утешился бы в объятьях другой женщины.
– Эва... Милая ойна Эвика, не мучайте себя никчемными душевными терзаниями, – сказал Ауднадо, отворачиваясь от света. Золотые искры погасли, и глаза его вновь превратились в бездонные черные омуты. – Признайтесь честно, я вам интересен. Но даже когда любопытство будет удовлетворено, останутся общие цели, уважение и связавший нас долг. Этого вполне достаточно для удачного брака
Да, она прекрасно помнила его признание, сделанное еще в первые дни. Эва спросила тогда, почему он стремится провести с ней рядом каждую свободную минуту – ей было неловко отвлекать ойу от дел. И услышала в ответ, что не симпатии он добивается, а отклика ее нового магического дара. Приучает к себе, чтобы потом, когда магия проснется, укротить ее и заставить работать во благо.
С тех пор она больше не питала иллюзий. Да и умом понимала – он прав, это только в романах восхваляется любовь с первого взгляда и страсть, от которой теряют голову. В жизни важны иные вещи, особенно для таких как она. Но сердце никак не желало согласиться, и потому она сама себе не верила.
– И как только вы умудрились сохранить столь удивительную невинность и чистоту, живя во дворце?
– Мне... Я обязана ее хранить, сами ведь знаете, – проворчала Эва и почему-то обиделась. Сколько ни пыталась привыкнуть, но всякий раз он находил слова, чтобы вогнать ее в краску.
– Я не об этом! – отмахнулся Ауднадо. – Но раз уж заговорили – я придерживаюсь прогрессивных взглядов и не собираюсь ограничивать вашу свободу. Ни в каком смысле.
– Ну, знаете ли! Это просто оскорбительно!
Она вскочила с места, так быстро, что не успела увидеть, как он поднимается следом. Развернулась и зашагала прочь, незаметно высматривая, не слышал ли их кто.
«Он просто дикарь, – утешала себя Эва. – Сидел в своем замке десятилетиями, мир по слухам узнавал».
А слухи о нравах столичной знати ходили самые возмутительные. Увы, принцессе хватало ума и наблюдательности догадаться, что они вовсе не беспочвенны.
Но семья Императора всегда держалась особняком, плыла над миром, не пятная грязью подошв. Дочь же и вовсе лелеяли и берегли, словно редкий цветок в оранжерее. Эва не понимала, что сама она куда сильнее оторвана от реальности, чем ее будущий супруг.
Накануне обряда инициации Эве доложили, что ее ждет Император. Приглашает на прогулку по крепостной стене.