Они медленно брели по крепостной стене, глядя, как закатное солнце окрашивает снег сперва золотым, потом розовым, потом нежно-сиреневым, и наконец скрывается за горизонтом, раскрасневшееся от мороза. Бледное северное небо наливается синевой, и все ярче загорается в нем багровый уголек с огненным хвостом – Найра Нинья.

Знамение, называемое счастливым. Эва в который раз удивленно думала: неужели правда кто-то в это верит? Ведь она же жуткая, комета. Словно частица небесного огня, несущаяся к земле, чтобы покарать грешников...

– Не грусти. Я здесь, с тобой. И мы будем вместе еще долго-долго, обещаю.

Вроде не было причин сомневаться в его словах, но почему-то чудилось, что вместе они провожают последний закат. Привычной жизни наступает конец, и больше Эва сюда никогда не придет. Не полюбуется заснеженными просторами. Не поговорит с отцом о самом сокровенном, о чем никому нельзя услышать, кроме них двоих.

Тоска не покидала до самой ночи, и не с кем было разделить ее – вечер накануне обряда невесте следовало провести одной. Только личной прислуге позволялось входить в ее покои.

Совершив омовение, во время которого ее растерли ароматными маслами, чтобы завтра кожа была нежной, а волосы блестели, она отпустила служанок и улеглась в постель.

Заснуть не получалось, мешал холод, вновь разлившийся внутри. Как будто набрался сил за то время, пока Эва забыла о нем, и теперь сжимал грудь тисками. Не давал отдышаться, острыми гранями впивался в сердце.

Она вдруг поняла, что если немедленно не найдет того, кто ее согреет – душа заледенеет навсегда. Должен ведь быть хоть кто-нибудь! Здесь, во дворце, ее все любили, почему же она вдруг осталась одна?

– Не одна, у меня теперь есть Асхель Ауднадо. Отец говорил, что он обо мне позаботится, ведь так?

Даже его грубость и провокации лучше, чем одиночество. Эва облачилась в простое домашнее платье и отправилась искать его, магическим чутьем стараясь уловить невидимый след.

Ойу Ауднадо был у себя в кабинете, к счастью, один. Разумеется, он заранее почуял, что она идет, возможно, что ищет его, и появление принцессы не стало неожиданностью. Наоборот, он успел подготовиться к встрече: бумаги со стола были убраны, зато стояло блюдо с фруктами и кувшин с подогретым вином.

– Присядьте, ойна Эвика. У вас такой вид, будто за вами демоны гнались. Выпейте вина – немного можно.

– Помогите мне, – прошептала она, подняв на него глаза, казавшиеся еще больше от выражения отчаяния.

Асхель поставил на стол бокал, который протягивал ей, и взял ее за подбородок. Он ясно видел и понимал, что с ней происходит. Перепуганное дитя, потерявшее маму. Залюбленное, балованное, нежно всеми вокруг оберегаемое, а потом внезапно выброшенное в настоящий, злой мир.

«Добро пожаловать во взрослую жизнь, деточка», – усмехнулся он внутренне.

– Как я могу вам помочь? – серьезно спросил он вслух.

– Поцелуйте меня...

На сей раз сдержать улыбку не получилось. Какая она все-таки прелесть, эта принцесса! Но в том, что вся надежда Империи заключена в растерянной девчонке, не понимающей, как управляться с насильно врученным великим даром, ничего смешного не было.

– Вам бы подрасти лет на пять сначала, а лучше на все десять, – вздохнув пробормотал Асхель.

– Простите?

Однако надо целовать. Иначе всю ночь проплачет в подушку.

Склонившись, он коснулся губами ее дрожащих губ. Нежных, теплых и неуклюжих – она даже поцеловать себя никому до сих пор не разрешала. Он не стал позволять себе лишнего, был сдержан и осторожен и вскоре отодвинулся, давая ей перевести дыхание.

Принцесса искала не страсти, а спасения от одиночества. Не приласкать ее сейчас значило надолго утратить доверие.