– Мне известно, что Барбару, Петион, Лесаж и ещё кто-то собирались идти вместе с армией. Сейчас они, должно быть, уже в походе.

– Уже в походе… – повторил хозяин ещё более неуверенно (у него была манера повторять последние слова собеседника, в чём многие видели особый приём, рассчитанный на то, чтобы потянуть время и обдумать свой ответ). – Стало быть, начинается большая заваруха…

Тут Дюперре придал своему лицу серьёзное выражение:

– Вы уже знаете о том, что Комитет общественного спасения предложил объявить ваших друзей вне закона? (Так, с «моих коллег» он плавно перешёл на «ваших друзей»).

– Нет, – сказала Мария. – Я не читала газет с тех пор, как покинула Кан.

После этого депутат взял с камина вчерашний номер «Национальной газеты», как назывался теперь «Монитор», и положил его перед гостьей:

– Вот: подчёркнутое мною место.

Это был конец доклада Сен-Жюста о бриссотинцах, сделанного в Конвенте 8 июля:

Комитет общественного спасения полагает, что во имя справедливости вам следует одобрить следующие положения:

1. Национальный Конвент объявляет изменниками Отечества Бюзо, Барбару, Горса, Ланжюине и всех тех, которые уклонились от выполнения декрета, принятого против них 2 июня сего года.

2. Есть основание выдвинуть обвинение против Жансонне, Гюаде, Верньо, Биротто, уличённых в сообщничестве с заговорщиками.

3. Национальный Конвент вернёт в своё лоно Бертрана и других арестованных, которые более обмануты, нежели виновны.

– Так-то вот, добрая гражданка, – поднял палец Дюперре, когда Мария пробежала глазами подчёркнутые строки. – Надеюсь, вы понимаете, что теперь имена Барбару и Петиона вам следует произносить только в узком кругу доверенных лиц, да и то шёпотом.

– И что же? – подняла она вопросительный взгляд. – По этому докладу уже принят декрет?

– Пока нет. Но скоро примут. Читайте дальше.

Далее следовала реплика Лежандра: «“Предлагаю отпечатать этот доклад в листовках и раздать каждому из членов Конвента”. Это предложение принимается».

– На самом деле было так, – пояснил Дюперре, лично присутствовавший в тот день в Собрании. – Сен-Жюст назвал имена Бюзо, Барбару, Горса и Ланжюине, потом запнулся и сказал: «и остальные». В зале поднялся ропот: что значит «остальные»? Сен-Жюст признался: «Я не знаю имён всех предателей, которые бежали из Парижа». Тогда кто-то из наших крикнул ему: «Пойди, справься у Марата». Хохот стоял неописуемый…

– Да, это смешно, – произнесла Мария бесстрастно. – Впрочем, я приехала сюда по другому делу.

Дюперре увидел, что гостья повернулась и смотрит на распечатанный пакет.

– По другому делу… Ах, вы об этом! Барбару пишет о каких-то бумагах, лежащих в министерстве внутренних дел.

– Верно, – кивнула Мария. – Это дело моей подруги, Александрины Форбен. Ныне эмигрантки.

– О чём, собственно говоря, идёт речь?

– О восстановлении отменённой пенсии. Для этого нужно получить её бумаги из министерства, отправленные туда полгода назад.

Дюперре вздохнул и откинулся на спинку стула:

– Бумаги из министерства… Боюсь, что это дело невозможно в той инстанции, о которой вы говорите. Наше министерство внутренних дел – невыносимо бюрократическое заведение. Вы будете ходить месяц, три, полгода, но ничего не добьётесь. Это при Ролане там ещё что-то шевелилось. Но как пришёл Гара, всё замерло точно в египетской гробнице. Вряд ли даже вас примут.

– Но они примут вас, – парировала Корде.

– Меня?

– Ну, да! Вы же депутат, представитель народа. Вас не посмеют не принять. Скажите, вы знакомы с министром? С этим, – как его? – с Гара?

Дюперре встрепенулся:

– Это Барбару вам сказал, что я с ним знаком?