В тот раз Арунидис принес Эриджио адресованное ему личное письмо. Обращение было написано ровным твердым почерком. Внизу стояло имя, которое Арунидису тогда ничего не говорило – Кенлар Бьоргстром, гражданин, нобиль.

Эриджио сидел за рабочим столом в своем кабинете, разбирал ежедневные доклады, пил чай. Не прекращая работы, он попросил вскрыть письмо и зачитать его вслух. Арунидис, повинуясь, сломал восковую печать, развернул сложенный вчетверо лист дорогой бумаги, пробежал глазами по ровным строчкам с красивыми, аккуратными буквами, читая написанное.

Это было прошение. Автор его хотел встретиться со своими опекунами – еретиками Антаньо и Гиатой Галиччи, которые содержались ныне в тюремных камерах Святого острова.

«Если вы не сочтете возможным разрешить мне встречу, – писал Кенлар Бьоргстром, – я нижайше прошу вас хотя бы передать им письмо, которое я прилагаю к своему прошению. Если вы пожелаете ознакомиться с его содержимым, то убедитесь, что в нем не излагается ничего тайного и крамольного. Это лишь выражение человеческих чувств и благодарности моим опекунам».

Арунидис был осведомлен о деле супружеской пары Галиччи. Оно очень больно ударило по Эриджио, потому что Антаньо был его другом. «Я вынужден принять меры. Я обязан отнестись к хулителям Учения со всей строгостью, – заявил Понтифик. – Бывают случаи, когда гуманность становится опасной профанацией». И еще он добавил: «Иногда добро вынуждено идти тернистыми тропинками». И пусть Эриджио слыл человеком холодным и черствым, но так могли считать лишь те, кто недостаточно близко знал его. На самом деле ему не были чужды участие и сострадание, даже к еретикам, даже к ведьмам. А эта самая Гиата была ведьмой. Магом. Арунидис нашел свидетельствующие об этом записи. Она происходила из древней богатой семьи, имевшей кровное родство с вернигами. Во время Инициации ее подвергли воздействию облучения. Гиата не потеряла рассудок, и ее не отправили доживать свой век на Скорбный остров. Она осталась в Лиоренции и вышла замуж за Антаньо Галиччи, который тоже был членом старинного и уважаемого рода.

Эриджио, оторвавшись от изучения очередного доклада, указал на листок, который Арунидис держал в руке, и неожиданно спросил:

– Что ты об этом думаешь?

– Этот Кенлар Бьоргстром надеется увидеться с еретиками, которые находятся под нашей опекой? – удивился Арунидис. – Такое невозможно и непозволительно!

– Кстати, он совсем молодой человек. Твой ровесник – заметил Эриджио. – Точнее, чуть постарше. Я видел его, когда бывал в гостях у Антаньо. Я… немного поразмыслил – и подумал, что разрешу встречу. Я хотел бы поручить тебе, чтобы ты его… сопровождал. Это не сложное дело, но очень личное. Ты передашь мне все слова, которые будут произнесены между ними. Я надеюсь узнать что-нибудь, что может оказаться интересным и полезным.

Арунидис, разумеется, хотел лучше понимать, зачем это понадобилось Понтифику и Великому инквизитору, но прямо спросить не осмеливался и просто ждал дальнейших разъяснений.

– Этот юноша далеко пойдет, поверь мне. – Эриджио слабо улыбнулся. – Я думаю, это он нанял убийцу для Эрмосо Галиччи, двоюродного брата Антаньо. Но я могу думать что угодно – доказательств у меня нет. Свидетелей убийства отыскать не удалось, и в Следственном отделе не нашли никаких зацепок.

– Вы считаете, Ваше Святейшество, что Кенлар Бьоргстром может проговориться? – спросил Арунидис.

– Едва ли. Не сомневаюсь – он умен, предусмотрителен и осторожен. Но вдруг… И мне любопытно, какое мнение у тебя сложится о нем… Встреть его и проведи – в обход правил, к обоим нашим… подопечным. Потом все мне подробно перескажешь. И еще – я бы хотел, чтобы ты задал ему прямой вопрос насчет убийства Эрмосо Галиччи, и послушал, как он ответит.