У горизонта событий. Том II Наталья Макаревская

И вижу я: конец уж недалек,

Нарушен мертвый сон тысячелетий,

И завершен подсчет грядущих дней,

Поглотит мир безжалостная бездна,

И чаша бытия опорожнится.

Неизвестный поэт, написано в Хореме

Для разговора о туманных вещах лучше всего подходят туманные слова

Лоретто

Сэнни

Хеймир с Эгертом уехали по торговым делам в Виттерлаг. «По торговым делам» в данном случае значило – чтобы привезти и спрятать на складах у Лоретто доставленное ранее из Шуоры огнестрельное оружие. Хеймир это не особо скрывал. В некоторых вещах он был на редкость откровенен, однако на вопрос «Зачем?» отвечал «На всякий случай», хотя все всё и так понимали.

Илинора, которая раньше могла днями пропадать в своей студии – чертить, делать карандашные наброски и рисунки – почти забросила прежние занятия. Она объясняла это тем, что в преддверии Конца света сменила приоритеты, пустилась во все тяжкие и погрязла в развлечениях. Она нянькалась с мальчиками, посещала музыкальные и поэтические вечера, художественные выставки, театральные представления, непременно таская с собой Сэнни, или Джионну, или Кенлара Бьоргстрома.

С Кенларом Бьоргстромом Илинора вообще очень много общалась. Тот фактически поселился у них дома, часто оставаясь и на ночь. Они вдвоем допоздна засиживались в гостиной, пристроившись в обнимку на диване, пили вино, о чем-то разговаривали. Со стороны их отношения выглядели совершенно неподобающими и неприличными, слишком близкими. Взять друг друга за руку, положить ладонь на плечо, прижаться, обнять, чуть не повиснув на шее – было для них абсолютно естественным. Хорошо хоть, они вели себя так не на людях, а дома! Джионну подобные манеры не смущали, а Сэнни не знала, как всё это расценивать, и набиралась духу прямо спросить Илинору. Она так и не спросила, но Илинора, однажды смерив ее долгим пронзающим насквозь взглядом и заставив покраснеть с макушки до пяток, сказала сама:

– Адская Бездна, Сэнни! Мы с Кенларом не любовники и никогда ими не были. Мы друзья. Больше, чем друзья. Больше, чем брат с сестрой. И мне нет никакого дела до того, насколько непристойными наши с ним отношения может счесть лиорентийская общественная мораль. По крайней мере, у себя дома я буду вести себя так, как мне хочется, не оглядываясь на извращенные правила и на сплетни.

– Я… – промямлила Сэнни.

– У тебя на лице всё написано. Все твои вопросы, которые ты, по-видимому, считаешь умными, но которые таковыми вовсе не являются. Как тебе вообще могло взбрести подобное в голову?

«Потому что ты сама сказала, что тебе нет дела до общественной морали, – подумала Сэнни. – Потому что у тебя свои границы допустимого, и ты не скрываешь, что любовники в них вполне вписываются».

Вслух Сэнни не осмелилась такое произнести и надеялась, что лицо её не отобразило ничего предосудительного. Илинора еще раз оглядела её, усмехнулась и всё же сменила гнев на милость.

– Считай, что тебе повезло, и я не слишком обиделась на твои незаданные вопросы, невысказанные мысли, чрезмерное любопытство и глупые фантазии, которые ты себе вообразила.

Кенлар Бьоргстром каждый день своим поведением напоминал Сэнни о том, что он не совсем замороженная ледяная глыба. Он улыбался Илиноре и Джионне, пусть и дергал при этом ртом, целовал и обнимал их, смеялся и шутил, возился с Джарном и Эйсмаром. Сэнни привыкла к его присутствию, но всё равно чувствовала себя неловко и зажато, ей хотелось пореже попадаться ему на глаза. Да и сам он не жаждал с ней вести беседы, так что здесь всё было обоюдно. Они оба чувствовали неловкость. В конце концов, Сэнни решила, что бояться Кенлара Бьоргстрома глупо. После долгих внутренних самоувещеваний она заставила себя посмотреть ему в глаза – светло-серые, морозные, с льдистой поволокой. Она заговорила с ним, с трудом выталкивая из себя слова и отчаянно краснея:

– Я должна вас поблагодарить. Я обязана вам жизнью.

– Спустя четыре года – очень своевременно… – В его голосе звучало холодное удивление.

Сэнни зарделась еще больше.

– Простите, что… не сделала этого раньше.

– Прощаю. – Он привычно дернул половиной рта, посмотрел на нее выжидательно. Наверное, даже и забавлялся внутри себя. – Однако ты несколько преувеличиваешь мои заслуги.

– Возможно. Тем более, как мне видится, вы поступили так не ради меня.

– Я поступил так ради себя, в первую очередь.

– Вы же очень не хотели, я правильно понимаю?

И зачем вот она со своим дотошным желанием добраться до самой сути? Надо было остановиться, не задавать последние вопросы. Он все еще смотрел на нее, с непонятным выражением. Сэнни бы сказала – очень прохладно, но не промораживающе и не промозгло.

Какие чувства он к ней испытывает? А она к нему какие?

На счастье Сэнни – она ведь, действительно, была этому рада – за спиной Кенлара появилась Илинора и остановилась в паре шагов, слушая их милую беседу.

– Не совсем так, скажем, – ответил Кенлар Бьоргстром, оглядываясь за плечо. – Я с самого начала знал прекрасно, что мне не позволят… ничего с тобой сделать, невзирая на любые возможные последствия, даже если бы мы реально стояли на грани войны. Но мне очень не хотелось влезать – всё это мешало моим планам. И я злился, что, несмотря на мое совершенное нежелание, мне придется разгребать… то, что вы с Юстом наворотили. Придется ломать голову, чем поступиться и как выкрутиться из сложившийся ситуации с наименьшими потерями.

– Что значит – «не позволят»?

– Значит, что моим отношениям с людьми, которых я люблю, пришел бы конец. А эти отношения для меня гораздо дороже моей жизни, не говоря уже о потерянном месте в Совете Двенадцати.

– Кенлар не до конца откровенен, Сэнни, – вмешалась в их беседу Илинора. – Он просто выпендривается. Прекрасно знал с самого начала – это точно. Знал, что, сделай он то, чем грозился, мы не порвем с ним, а убьем его!

– Я не грозился, – возразил Кенлар. – Это вы меня в этом обвиняли.

– Не выворачивайся! Ты нес ту еще чушь!

– Я просто злился!

– Ты повторяешься. – Илинора фыркнула и продолжила, обращаясь к Сэнни: – Так вот, Сэнни, для Кенлара ты не самоценна, это правда. Ты – досадная помеха, привходящий фактор, с которым невозможно не считаться – независимо от его желания. Человек, который дорог тем, кто дорог ему. И тут, как мне кажется, эти… чувства вполне взаимны.

Поддев таким образом сразу обоих, она взяла Кенлара Бьоргстрома под руку и увела с собой. Он не сопротивлялся. Как и Хеймир, он привык Илинору слушаться и выполнять ее указания. В повседневных вещах – делала для себя оговорку Сэнни. И со стороны выглядело, что, несмотря на всю близость их отношений, он Илинору побаивался. Нет, не то слово, как и в случае «помыкать». Сэнни не верила, что Кенлар Бьоргстром может всерьез бояться кого-то и позволить кому-то собой помыкать. В общем, разобраться во всех этих нюансах было сложно.

Джионна большую часть времени проводила у своих пациенток или в анатомическом театре. У нее приоритеты из-за надвигавшегося Конца света не сместились. Домой она приходила усталая, и это её, по-видимому, устраивало. После отъезда Ингара и Эга Сэнни редко видела ее в хорошем настроении – и только тогда, когда Джионна занималась с племянниками.

Несколько раз Сэнни сама просила Джионну взять ее с собой. В анатомии Сэнни разбиралась – у нее был достаточный опыт, о котором ей хотелось забыть, но никак не удавалось. Она решила, что пусть от этого опыта выйдет хоть какая-нибудь польза.

Получилось так, что они с Джионной довольно много общались, и вполне по-дружески. Как и Ингар, Джионна отличалась прямолинейностью и предпочитала идти к цели кратчайшим путем. Однако, когда ей требовалось, она могла прибегнуть к каким угодно финтам и ухищрениям, проявить чудеса красноречия или актерского мастерства, разыграть любую сцену. И хотя её, вроде как, ничуть не заботило производимое ею на других впечатление, с малознакомыми и посторонними людьми она была обычно любезной, вежливой и обходительной. Сэнни такого обращения не удостаивалась. Для неё Джионна ни считала нужным никого из себя изображать – какая есть, такая есть. Это роднило её с Илинорой.

Как-то Джионна в очередной раз проехалась по Ингару. Она это регулярно проделывала, потому что её раздражало, что она по нему скучает. И Сэнни тогда заявила, что та, мол, не ценит своего мужа по достоинству. Джионна долго смотрела на нее, успев пробуравить здоровенную дырку, и Сэнни прямо-таки ощущала, как она что-то просчитывает и прикидывает в уме.

– То есть, по-твоему, я недостаточно ценю Ингара? – уточнила Джионна.

– Он тебе слишком просто достался, – объяснила Сэнни так, как она видела ситуацию. – Ты не приложила к этому никаких усилий, насколько я понимаю. И никаких усилий даже, чтобы его удержать. Как известно, люди не склонны дорожить тем, что достается им без труда.

Джионна изломила брови и язвительно повторила:

– Без труда? Да он мне не просто достался – он меня просто достал! Я, напротив, прилагала усилия, чтобы послать его куда подальше! Но он же прилип так, что не отодрать!

А потом Джионна взяла и, вроде бы, ни с того ни с сего рассказала Сэнни об Альгисе. Подробнее, чем Илинора.

– Брат Ингара с раннего детства любил мучить животных. Начал с того, что давил насекомых и червяков. И никто кроме меня не видел – точнее, не хотел замечать. Он еще так невинно смотрел – ой, я случайно раздавил бедного жучка… – Джионна скривилась, и на лице ее проступило отвращение. – А я знала, что он наслаждается – муками и смертью. Я ненавидела его, но скрывала это и стыдилась, считая, что не имею право, раз никто… Но Юст – он чувствовал то же, что и я.