Асгерда, действительно, была беременна, и за время путешествия живот ее успел несколько округлиться. Кенлар поначалу брать ее с собой решительно не хотел. Но Асгерда настояла.

– Древо точно не простит! – согласился четвертый, сплевывая на дощатый пол. – Хотя она, твою ж мать, чистая и красивая, и глаза яркие, как весеннее небо!

– Давайте лучше отымеем только вторую, чернявую. Среди наших таких и не сыщешь.

– И браслета обручального у нее на руке нет, – сказал еще один. – А, значит, она наверняка девственница, потому как у них в Лиоренции с этим строго. Их Пророк не одобряет.

Потом Кенлар саданул ближайшего к нему руяна в висок.

Илинора и Асгерда о дальнейшем рассказывали без всякой охоты и деталей.

Выходило так, что, пока руяны пытались подступиться к Илиноре, Асгерда выбежала на улицу, схватила топор для колки дров, который раньше заметила под навесом, вернулась в баню и проломила одному череп топором, а второго застрелила в затылок из пистолета, который не стала сдавать Стражам.

Илинора брыкалась и вырывалась, как могла – в детстве она всегда была не прочь подраться. Но сначала она осталась одна против троих, и руяны ее быстренько скрутили, съездив пару раз по лицу. Она пыталась дотянуться до своего ножа, но ей вывернули руку. Тем не менее, тому из насильников, кто полез к ней первым, она выдавила пальцами глаз.

Потом Илинора с Асгердой вдвоем выбрались на улицу, вооруженные топором и вновь заряженным пистолетом, и встретили там Стражей, которые как раз пошли с собакой их четверых разыскивать.

Уже много позже Илинора рассказала Хеймиру о том, что тогда случилось, более подробно.

– Я ничего не соображала, Хем. Меня тошнило от отвращения и исходящей от них рыбной и пивной вони. Я рычала, выла, бешено брыкалась, кусалась и старалась вырвать руки. В голове не осталось ни одной разумной мысли. Я сумела высвободить руку и наугад ткнула пальцами, попала одному из них в глазницу и рефлекторно впилась ногтями. Пальцы вымазались в чем-то мерзком, липком и теплом, и на меня брызнула кровь. Потом меня ударили несколько раз по лицу – скорее, это было просто сильные затрещины, и чуть не переломали кисти и локти. А дальше повалили на скамью, задрали платье и заткнули подолом рот, как кляпом. Я пнула одного из них коленом. Меня снова ударили, заломили руки и перевернули на живот. А потом пришла Герра и зарубила одного топором, а второму разнесла полголовы. И я тогда… почти все забыла, Хем! А сейчас снова вспомнила…Что бы со мной сталось, если бы не Герра?

Про руянов Хрюр сказал:

– У них были неправильные понятия о том, как допустимо вести себя, когда они у нас в гостях. Древо подобного не прощает. Завтра те из них, что остались в живых, напитают его корни своей кровью.

Когда Хрюр произносил последнюю фразу, его свирепый взгляд стал едва ли не мечтательным. Он хотел, истово хотел самолично перерезать провинившимся глотки.

На следующий день Хрюр вернул Хеймиру и Кенлару их кристаллические жилеты, которые вместе со своим родственником выудил со дна проруби, подцепив баграми.

Начало того дня Хеймир помнил очень плохо, урывками. Их опоили каким-то зельем – это точно. Восприятие было притупленным и искаженным. Вдобавок, он наверняка получил сотрясение мозга, пусть и не очень сильное. Подбитый правый глаз по-прежнему не желал открываться, а перед левым все плыло и дрожало. Кенлар же находился в столь плачевном состоянии, что непонятно, как вообще держался на ногах, и взгляд у него был совершенно мутный.

Пронзительно воющий ветер взмётывал позёмку и гнал по ледяному полю, в которое превратилась поверхность озера. Из крыши общинного дома валил густой дым и стлался над заснеженным холмом.