Дерево можно увидеть только четырежды в год – на зимнее и летнее солнцестояние, весеннее и осеннее равноденствие. Точнее, каждый раз оно появляется на пять дней, а потом исчезает. И только те, в ком есть вернигская кровь, могут приблизиться к нему и, так сказать, вплотную пообщаться. Когда к Дереву открывается проход, в деревне Стражей – по-местному она называется Вайгдорпир, – собираются толпы вернигов из разных мест. По полмесяца пируют, потребляют отвары и настойки из наркотических трав и галлюциногенных грибов, приносят в жертву Древу подростков с магическими способностями и проводят обряды инициации. У них две инициации. Первая – в пять-семь лет, вторая – в подростковом возрасте, как в Лиоренции. Во время первой инициации детей опаивают настойкой забудь-травы, до потери памяти. Считается, что дети вступают в новую жизнь, сознательную, и прежнюю должны забыть. В общем-то, это давало намек, почему у нас четверых не было воспоминаний о раннем детстве – над нами провели подобный ритуал… Кто и зачем – Бездна знает.

Мы плыли до Сёгрунда, а оттуда ехали в санях, вглубь материка, в ту самую деревню…

И, конечно же, пока Хеймир все это рассказывал, на него накатило. Кто бы сомневался!

Тридцать девять лет назад. Деревня Стражей, Священное Древо

Хеймир

Его схватили за ворот тулупа и волокли по заснеженному берегу и обледеневшим мосткам. К проруби – бездонно черной на фоне отблескивавшего замерзшего озера.

Потом пинками спихнули в воду, сопровождая свои действия пьяной руганью на вернигском и издевательским напутствием:

– А ты, недомерок, отправляйся за своим дружком в гости к Деве Озера! Да примет она вас обоих в свои объятия!

Черная вода окружала его. Но если посмотреть вверх, то понятно, что вода – не черная, а прозрачная, и сквозь нее просвечивают половинка луны и звезды. Ледяной холод крючьями вонзался в тело. Внутри все сжалось, схлопнулось. Он осознал, что смотрит только одним глазом – левым. Правый не хотел открываться. Тьма. Серебристые пузырьки один за другим поднимались вверх – из его рта. А сам он опускался. Намокший тяжелый тулуп и кристаллический жилет тянули вниз. Потом он понял, что достиг дна и теперь лежит на спине на твердом песке. Вверху, недостижимо далеко, висела, дрожа, половинка луны, подернутая рябью и окруженная танцующими лучистыми звездами. Он сообразил, что здесь неглубоко, но, наверное, выше его роста.

Он лежал на дне, смотрел в небо, и чувствовал словно бы чье-то успокаивающее присутствие рядом. И голос – грустно нежный и смутно знакомый – звучал в его голове, произнося нараспев слова на языке, который он тогда не понимал.

Мой милый друг! Заветный друг

Бесценных давних дней.

Поверь, не стоит мир вокруг

Страданий и страстей.

Мой милый друг! Заветный друг!

Услышь же голос мой!

В озерном северном краю

Я обрела покой.

Моя постель так глубока,

Воды прозрачен кров.

Идут года, идут века

Под шепот вещих снов.

Мой милый друг! Засни со мной!

Воды холодной гнёт,

Ты не почувствуешь. И боль

Внутри не обожжёт.

Закрой глаза, чтобы забыть.

И память не найдёт

Того, кем был и можешь быть,

А горе обойдёт.

Непослушными пальцами Хеймир отцепил от пояса нож и обрезал застежки на овечьем тулупе. Извернувшись, вытащил руки из рукавов, затем умудрился снять с себя надетый на рубаху кристаллический жилет. Сознание почти не вмешивалось, наблюдая со стороны за действиями тела. Паника, коченеющие конечности, ломота, тиски, сдавливавшие голову, съежившиеся внутренности – все казалось далеким. Потом он вспомнил, что не может так просто всплыть.

Он нащупал рядом с собой еще одного человека. Кенлар был без сознания. Несколько воздушных пузырьков сорвались с его губ, посеребренных призрачным светом, и устремились вверх, к луне.