Потом Джионна рассказала об эпизоде с выпотрошенной кошкой, о Юсте, избившим Альгиса, и об Ингаре, который за это приложил Юста головой об стену. Такого Сэнни всё-таки не ожидала. От Ингара не ожидала. А они, выходят, все его простили.

– Думаешь, почему никто из нас не упоминал Альгиса? Из-за Ингара, конечно. Ты сама видела, что с ним сделалось, стоило мне произнести только пару слов – он просто потерял все берега. Да и сейчас, когда его нет дома, я не хотела тебе говорить – уже по другим причинам. Тем более, что мой муж тебе нравится.

– Я понимаю, – сказала Сэнни.

– Не разочаровывайся в нем, пожалуйста, Сэнни. Ни к чему. Им овладел страх – страх перед правдой. Из-за страха за свой мирок, за комфортное существование своего неповторимого «я» люди совершают самые ужасные поступки. И это еще не худший вариант, когда они просто слепнут, отказываясь видеть то, что не согласуется с их представлениями и желаниями.

– Я понимаю, – снова сказала Сэнни.

– Ингар до сих пор так живет – в страхе перед правдой о своем брате, – печально добавила Джионна. – Это на войне он не трус, а жизнь – она не так очевидна, как война. Так что он мне не просто достался – а сложно. – Джионна заставила себя улыбнуться. – Мне было сложно – простить, принять, смириться с тем, что я не могу изменить. Выбрать. И в наши с ним отношения я вложила много усилий.

Сэнни подумала, что, в отличие от Ингара, Джионна не нуждалась в самооправдании и самообмане. Слишком дешево для нее. И все же для некоторых людей, возможно, самообман необходим – когда он становится средством самосохранения.

Однако не могло такого быть, чтобы Джионна разоткровенничалась просто так. Сэнни ждала продолжения, но не дотерпела и спросила сама:

– Тебя… раздражает, что ты его любишь?

В глазах Джионны полыхнули уголья, будто в тлеющем костре от порыва ветра.

– Меня раздражает, что без него жизнь была бы гораздо проще, – сказала она. – И еще не нравится, что я за него боюсь. Никогда раньше я даже близко так не боялась… Наверное, отвыкла за шесть лет, поверила, что по-другому будет всегда. Ты… на глазах наглеешь, и мужа моего тогда неплохо уделала… – Джионна окинула Сэнни задумчивым взглядом и неожиданно сказала: – А с мамой и Кенларом – смогла бы?

– Что смогла бы? – покраснев, выговорила Сэнни.

– Уделать и их. Им пойдет на пользу. Взгляд у тебя подходящий получается – такой, непрошибаемо уверенный, с осознанием собственного превосходства.

– Какого превосходства? – промямлила Сэнни.

– Ну, тебе виднее, в чем ты ощущаешь свое превосходство, – язвительно заметила Джионна. – В знаниях, в интеллекте, а, может быть, и в жизненном опыте?

Сэнни почувствовала себя дурой и пришлось срочно, на ходу, производить переоценку Джионны. Очевидно ведь, что промахнулась и недооценила её.

– Я, может, предпочла бы другого, более подходящего мужа, – продолжила между тем Джионна. – Не такого тупого упрямого осла…

Сэнни сначала даже подумала, что та пытается убедить себя, что уехал – и бездна с ним…

– И отчего же не предпочла?

– Оттого что отчего-то не встретила. – Джионна пожала плечами. – Наверное, плохо искала. Но от такого, как отец, не отказалась бы. И от такого, как Юст, даже несмотря на все его… недостатки.

Какой толстый намек.

Ради любимого брата Джионна готова была вывернуть себя наизнанку, признаться в чем угодно. И этот разговор, вроде бы не имевший к Юсту никакого отношения, умудрилась-таки привести к нему.

– Даже если бы… такой, как Юст, изменял тебе направо и налево? Извини, я не очень верю.

– Сэнни, как ты можешь судить – «направо и налево» или нет? Вы с ним не жили толком вместе! И неизвестно еще, что будет, когда он вернется.