– Вот именно! Поэтому я не вижу, что здесь можно обсуждать, – отрезала Сэнни.

Ей захотелось закончить разговор и уйти. Куда-нибудь.

– Я только прошу – не посылай его сразу куда подальше. Он, конечно, не обидчивый, но все же.

– Как я могу хоть куда-то послать человека, который спас мне жизнь?

– Ты любишь его?

Сэнни сглотнула, заставила свой голос звучать спокойно:

– Проблема не в моих чувствах, Джионна.

Зачем вот задавать вопрос, на который знаешь ответ?

– В любом случае, я не собираюсь продолжать с ним отношения.

– Гордая, да, – вздохнула Джионна.

– Ты на моем месте не была, – сказала Сэнни. – И почему это тебя так заботит? Я же тебе никогда не нравилась – в качестве твоей невестки уж точно.

– Сама голову ломаю! Тоже, наверное, привыкла за четыре года. Лучше уж ты, чем кто-то еще, или вообще никто.

– Я польщена.

– Не строй из себя, Сэнни… Ты прекрасно всё понимаешь. Ты член нашей семьи. Отец в тебе души не чает. Да и мама….

– Тоже не чает во мне души?

Джионна прикрыла ладонью рот, сдерживая невольно вырвавшийся смешок.

– Но ты не возражаешь – быть членом нашей семьи?

– Нет, мне это очень нравится, – сказала Сэнни. – И я согласна, что это осложняет общую ситуацию.

Она вздохнула: эта тема безнадежна и может завести только в тупик.

– А с Юстом… вы переписывались за моей спиной? Я не сомневаюсь нисколько, что знаю далеко не все ваши семейные коды.

– Он сам написал, – нехотя признала Джионна.

– О чем?

– О ком. О тебе.

Их спрашивал. Не ее.

– И что?

– И ничего! Ты думаешь, он имеет обыкновение ставить кого-нибудь в известность о своих планах? – Джионна недовольно вздернула брови. – Не припомню такого. Вот вылить ушат холодной воды на голову, в каком угодно смысле – это запросто. И все же я считаю, что вам… нужно еще раз попробовать.

Впору было рассмеяться от такого предложения!

– Как?

– Не делай ход первой. Никакой.

По-видимому, это означало: «На самом деле, все зависит от Юста, а не от тебя. Ты можешь только все испортить из-за своего упрямства».

Конечно, Джионна желала ей добра. Пусть их отношения не отличались большой сердечностью и душевностью, и Сэнни никогда даже не называла Джионну сокращенным именем, сказать про неё хоть одно плохое слово она не могла: Джионна была морально безупречной.

Более сдержанная и рассудительная, такая… прохладно-пресная – но не сама по себе, а по сравнению с родителями или братом. То есть, прохладная – после кипятка, пресная – после острых переперченных блюд, от которых жжет горло.

– О чем ты так задумалась? – спросила Джионна весьма насмешливо.

Сэнни опомнилась. Сообразила, что Джионна, наверное, тоже способна читать по лицу её мысли, и смутилась. Надо бы… поделиться в ответ – отплатить за откровенность. Задать вопрос, над которым Сэнни размышляла, а Джионна, скорее всего, нет, потому что не имела для того достаточного количества данных.

– Ты никогда не пыталась понять, почему у тебя и Ингара нет способностей к магии, а у Юста и этого Альгиса есть?

Джионна повелась, в смысле, заинтересовалась.

– Ты хочешь сказать, что это не случайность?

Сэнни неопределенно пожала плечами: «Решай, мол, сама» – и стала рассказывать:

– В Шуоре над Укрощенными – и детьми, и взрослыми – ставят разнообразные… эксперименты, ведут записи про каждого: кто отец и мать, откуда родом. Шуорцы вообще очень дотошны и любят записывать всё до мелочей. Конечно, Укрощенным не разрешено заводить семьи, большинство юношей… подвергают операциям, но некоторых оставляют для опытов и… разведения.

– Ты говорила про это, я помню, – кивнула Джионна. – Это омерзительно.

Сэнни, действительно, рассказывала об этом, как и об особенностях посвящения в Жрицы Солнца и о постельных нравах императора.