— Я и так мокрая… — с недоумением говорю я, но Тарасенко меня сразу же обрывает, тихим, но таким злым «заткнись», — что я не смею больше сказать ему ни одного слова.

А спустя пару мгновений я понимаю, зачем нужна смазка, потому что его член касается моего сжатого колечка.

Я резко подаюсь вперед и пытаюсь вырваться, но муж держит меня очень крепко.

— Не дергайся, — хрипло рычит он.

— Нет, — изворачиваюсь я, достаточно жёстко повторяю: — Нет!

— Да, — выдыхает мне в шею Тарасенко, прижимая всем телом к двери и практически не давая вздохнуть, и жестко повторяет: — Я сказал — да!

Я от удивления и ужаса замираю, а мой муж делает толчок и резко входит. Я вскрикиваю от боли, пытаюсь вырваться, но Тарасенко начинает двигаться и жестко меня таранить. Я кричу, вырываюсь и бьюсь в его руках, слышу его успокаивающий шепот:

— Крис, Крис, проснись, это я… это я, Крис, я никогда не сделаю тебе больно, Крис, проснись…

Я открываю глаза и понимаю, что мы с Тарасенко сидим на постели, он полностью одет, а я у него на коленях, в ночной сорочке. Он крепко сжимает меня в объятиях, укачивает, словно маленькую напуганную девочку, и как заведенный шепчет, что никогда не сделает мне больно, никогда не бросит меня, всегда защитит и всегда будет со мной…

10. 9 глава

— Ты как, лучше? — спрашивает меня Тарасенко, когда я наконец-то начинаю соображать, что увидела сон, и прекращаю вырываться из его рук.

Странное ощущение. Не особо приятное. Сон был слишком реалистичным, похожим на сны о… Так, ладно, все. Не думать, не думать. Надо несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть.

— Крис?

— Если ты не будешь пытаться выдавить из меня кишки, то я обязательно смогу тебе ответить, — за ворчливостью пытаюсь спрятать свой страх и ужас.

Тарасенко тут же отпускает меня, садит на кровать и, удерживая руками за плечи, заглядывает в глаза.

— Тебе приснился плохой сон, — не спрашивает, а утверждает он.

— Ага, спасибо, капитан Очевидность, — я криво усмехаюсь, все еще не в силах встать и пойти умыться, поэтому ладонями вытираю мокрые щеки. Ничего себе, я еще и плакала, вот позорище… Стыдно-то как!

— Я там был? — пропускает мою язвительность Женя.

Вскидываю на него возмущенный взгляд.

— Ты допрос мне решил устроить?

Он морщится.

— Нет конечно. Я просто переживаю и хочу понять, что ты видела. Знаешь, не очень приятно слышать, как твоя любимая женщина кричит во сне и называет твоё имя. Словно я в том сне делаю с ней не самые хорошие вещи. Я ведь больно тебе никогда не делал и не сделаю, Крис. А тут такое…

Я с шумом выдыхаю, тру глаза пальцами, стараясь не думать о вскользь брошенной фразе про любимую женщину. Взглядом нахожу часы. Яркие большие цифры и две светящиеся стрелки я видела на стене еще вчера. Всё пыталась понять — как они это дело прямо в стену вмонтировали? Оказывается, всего два ночи. Видимо, после демарша на кухне я просто пошла спать, а мне вот такое приснилось. Интересно, а «демарш» тоже снился или нет? И по взгляду Тарасенко не понять. Надо сходить посмотреть. Все эти мысли со скоростью света проносятся в моём уставшем и все еще напуганном сознании. И я даже на пару мгновений забываю о вопросах мужа, который продолжает хмуро разглядывать мою заспанную моську.

— Ты так и будешь молчать? — нетерпеливо спрашивает он.

Вот же наглый какой! Я ему кто вообще? Внутри меня вспыхивает уже привычная злость.

— А ты что, реально считаешь, что я вот так возьму и расскажу тебе свой сон, вывернув душу наизнанку? — прищурившись, стараюсь вложить в свой голос как можно больше холодных ноток, а затем подаюсь чуть назад, чтобы скинуть с плеч его горячие ладони, которыми он продолжает меня удерживать. — И вообще отстань от меня, мне умыться надо. Лучше иди свою охрану повоспитывай. Вреда он мне не причинит, — последнюю фразу я специально коверкаю, будто пытаюсь передразнить Тарасенко. — Своими руками, может, и нет, а вот чужими — без проблем.