– Ты ненормальная? – прервала я её, резко выдёргивая свою руку из Лизиных цепких пальчиков. – Лиз, мы не подруги больше. Или ты издеваешься надо мной?!

– Я не хочу с тобой ссориться, – сказала она серьёзно и мрачно, глядя на меня из под своих накрашенных, пушистых ресниц. – Давай всё забудем?

– Мы уже поссорились! Я тебя знать не хочу. Тварь, – выплюнула я.

– У нас с Пашей даже романа не было, клянусь. Я просто видела, что он нуждается в…

– В чём?! – меня разобрал нервный смех. – Или у тебя какой-то рефлекс проститутки сработал? Ты хоть понимаешь, как это звучит?

Она внезапно, резко ударила меня по лицу, после чего толкнула и я, не успев ничего сделать, оступилась и плечом врезалась в дверной косяк. Как раз в тот момент, когда дверь кабинета открылась, и эту картину застал Николаевич и Павел.

11. Глава 11

Я жалела в этот момент лишь об одном – что дочка была рядом. Иначе не посмотрела бы больше ни на Павла, ни на доктора, и сцепилась бы с Лизой так, что никто бы не посмел вмешаться!

По крайней мере, я так себя чувствовала.

Но встревоженное и короткое: “мам?” в стороне заставило переключиться.

К счастью, видимо, Соня ничего не поняла. Когда меня ударили, она стояла на стуле, облокотившись об его спинку, и смотрела в окно. Теперь же осторожно слезала на пол, не понимая, почему я держусь за ушибленное плечо и едва не плачу.

– Всё хорошо, – поспешила её заверить, – я просто оступилась.

Взгляд мой невольно упал на Павла. Он заметно расслабился после этих слов...

Поверил или успокоился, что не придётся ломать комедию и защищать меня от своей новой любимой?

– Лиза, – зато прогремел голос Николаевича, да так, что все мы вздрогнули, – это было последней каплей. Зайдите ко мне в кабинет!

Она, помрачнев, послушно прошла к нему. И когда дверь за ними закрылась, я успела уловить слова нашего врача: “Можете считать, что больше вы здесь не работаете”.

И только я уже хотела ощутить хотя бы призрак облегчения и радость справедливости, ко мне подошёл Павел.

– Кать, что за цирк ты опять устроила? – зашипел он, больно стискивая пальцы на моих плечах и буравя меня своим пронзительным, в этот момент леденящим и жёстким взглядом. – У нас может хоть день пройти спокойно? Что произошло?

– Пусти меня! – выкрикнула я, не выдержав, и вырвалась из его хватки. – Мне больно.

– Папа! – подбежала Сонечка и крепко меня обняла. – Не обижай маму... Зачем обижаешь маму?!

Павел отшатнулся.

– Да ну вас... Совсем все с ума сошли, – отступил он ещё на пару шагов, а затем развернулся и пошёл прочь. – Жду вас в машине!

– Ничего, – гладила я дочь по голове, отчего-то не в силах прекратить смотреть вслед Павлу, – всё в порядке...

– Вы с тётей Лизой поссорились?

– Немного, – не рассказывать ведь ей, не говорить что-то такое, после чего последуют вопросы...

– И с папой? – никак не могла успокоиться Соня.

– Нет, что ты, – присела я перед ней, чтобы заглянуть в глаза, – мы просто... все устали и нервничаем. Вот он и раздражительный.

– И ты?

А я... разве же кажусь ей раздражительной?

Боже, вот чего-чего не хотела, так это чтобы наши проблемы хоть как-то затрагивали Соню! Понимаю, что это в любом случае неизбежно. Но не до операции же...

– Я... нет. То есть, наверное... А, знаешь, – подхватила я её на руки, чтобы поскорее унести от двери, за которой слышался истеричный голос Лизы и, кажется, её плач, – мы должны исправить этот день. Чего бы тебе хотелось?

– Всё, что угодно? – обняла она меня за шею.

Надо же, ей уже шесть лет, а весит всего ничего...

– Конечно.

– Тогда хочу мороженого и печенья с начинкой из здешнего буфета.