Ей стало лучше. В себя она пришла довольно быстро, и мы выдохнули с облегчением.

– Он порвал моего зайца, – всхлипнула Соня, когда уже смогла снять маску.

– Его можно зашить, не страшно, – заверила я дочь. – Будет, как новенький.

– Схожу за ним, – сорвался Павел с места, и спустя минуту уже вернулся обратно. – Вот… – протянул его мне вместе с оторванной тряпичной лапой.

– Паша, может, в больницу заедем? – потрогала я лоб дочери, а после измерила ей пульс. – На всякий случай. Давно таких приступов не было.

– Конечно, – сел он за руль.

Когда мы уже отъезжали, я бросила взгляд на кафе и увидела столпившихся у дверей гостей и Розу с оранжевым шариком в руке.

И от этого у меня самой защемило сердце.

***

В больницу доехали мы быстро. Всю дорогу я успокаивала Сонечку, что она только покажется врачу и вернётся домой, и молила небеса, чтобы так оно и было!

Ох и зря мы устроили этот праздник! Нужно было, как я изначально и планировала, посидеть дома, с тортиком, в уюте и спокойствии. Но Пашу было не убедить, он и собаку притащил, и организовал всё без моего ведома…

Я снова начала закипать от злости.

Но обвинять его и ругаться не могла. Соня уже пострадала, ссору родителей она не переживёт.

До сих пор помню тот случай, когда она, вернувшись из садика, с ужасом рассказывала мне про какую-то девочку, у которой не стало папы, потому что он её бросил.

У Сони в голове никак не складывалось, как такое возможно. И, кажется, до сих пор в её сознании существует лишь одна картина мира – папа и мама, это нечто нераздельное, вечное и стабильное.

Она так и не поняла, как и почему бывает иначе.

По дороге Павел набрал врача. И теперь Николаевич ждал нас на самом входе больницы, чему я была благодарна.

Соню сразу же завезли в палату, он сделал ей кардиограмму, провёл осмотр и заверил, что ничего страшного не стряслось, и мы действительно можем возвращаться домой.

И, окончательно успокоившись, спустя часа полтора, пока Паша задержался с врачом в его кабинете, а Сонечка со мной уже стояла на коридоре, я встретила Лизу.

Она подошла ко мне, улыбаясь, как будто ничего между нами и не произошло.

– Катюш, привет! Как вы, почему тут? Малыш, – подмигнула моей дочери, – как делишки?

– Хорошо, тёть Лиза, – она собиралась обнять её, свою любимую медсестру, но я отдёрнула дочь за руку.

– Тебе не стыдно вообще заговаривать с нами?

Лиза часто заморгала, будто не понимала, о чём я.

– Да ладно тебе, Кать, из-за мужиков ссориться будем?

– Из-за каких? – завертела головой Соня, с любопытством глядя то на меня, то на неё.

– Иди, посиди на стульчике, – попросила я, кивком указывая на ряд стульев под окном неподалёку.

Соня нехотя, но послушалась.

– Не при ребёнке же… – зашипела я.

Лиза передёрнула плечом.

– А она не знает ничего? Вы с Пашей не поругались хоть? – и тут же, всплеснув руками: – Ой, я очень рада! Не хотела, чтобы вы ссорились.

– Да что ты несёшь вообще такое? И не смей даже смотреть на него, поняла? Лиза, я серьёзно, тебе лучше уйти.

– Да-да, сейчас… Я ведь рассказать хотела! Помнишь, я говорила, – защебетала она, беря меня под локоток, как обычно, словно мы и правда до сих пор подружки, – что Макса повязали из-за его дружков?

Макс, это её старший брат. К счастью, я никогда его не видела, всегда настораживали истории связанные с ним. А Лизка будто гордилась, что братец её едва ли не мафиози какой-то.

– Так вот, – продолжала она, – никто ничего доказать не смог и его отпустили. Теперь у нас мир да благодать! А Светка, ну, с пятого отделения, помнишь? Которая новенькая медсестра у нас здесь, она ж залетела, оказывается, от…