По сути, её единственные друзья...
Соня очень скучала по детскому саду, в который почти не ходила и расстраивалась, что не пойдёт в подготовительный класс. Ей очень хотелось учиться и поскорее пойти в школу. Но болезнь спутала все планы.
Аниматоры старались на славу. Это были две девушки, переодетые в любимых Сониных принцесс.
Мне вперемешку было приятно, что Павел, оказывается, знает это о своей дочери, и очень горько, ведь в итоге, несмотря на все свои хорошие качества отца, он её предал.
– Будешь? – подошёл он ко мне с рожком мороженого.
Довольный до омерзения. И красивый, будто с обложки.
Никак не могу отучиться заострять на этом внимание…
– Ты притащил собаку, никого не спросив, – сказала я вместо ответа.
– Я знал, что малая мечтает о псе. Разве плохо осуществить хотя бы одну её мечту, не дожидаясь лучших времён?
– Просто такие решения принимают все вместе.
Так нелепо было вести этот разговор в таком тоне, когда вокруг гремела весёлая музыка…
– Так, закроем тему, хорошо? Можешь не касаться этой собаки, если боишься, что на тебе будет весь уход за ней. Нет проблем.
Я молчала. На самом деле отвлеклась, следя за дочерью.
Она с другими детьми стояла в уголке под шариками за рядом столиков. Они явно что-то обсуждали, жестикулируя руками и то ли смеясь, то ли споря...
– Что-то ещё не так? – по-своему рассудил Павел моё напряжённое молчание.
– Да, – всё же решила озвучить, – я никуда не поеду, если что, – сказала тихо, но твёрдо. – Просто, чтобы ты знал.
– Да боже, – закатил он глаза, – это было сказано на эмоциях. Как ты можешь реально об этом думать? И вообще, с каких пор ты смотришь на меня, как на врага? Думала, я не замечаю? Кать, я что-то сделал не так? Просто скажи.
– А ты сам, как думаешь? – я спросила правда с интересом.
Быть может, он признается? Повинится. Скажет, что сам переживает?
Или продолжит вести себя так, словно ничего не было?
С одной стороны, это мне и надо. Пока надо. Мне самой останется лишь одно – вести себя так же. А после выздоровления Сонечки я выскажу ему всё и уйду. Не могу простить предательство, просто не смогу смотреть на него, как раньше...
С другой же стороны, меня задевает его невозмутимость. Откуда мне знать, может ему привычно так поступать со мной, лгать, вести себя так подло? Иначе, почему сейчас его глаза всё такие же, его взгляд всё тот же? Будто искренний. Словно он любит меня...
Он действительно обдумывал, что ответить. И, наконец, отрицательно покачал головой.
– Я не знаю, Кать... А ещё не умею улавливать полутона, понимать намёки. Пожалуйста, просто скажи мне, за что ты злишься. И, слово даю, я всё исправлю. Чтобы ни было, я исправлю и извинюсь перед тобой. Только перестань так себя вести...
Он говорил так искренне! Я почти поверила. Мне так хотелось поверить и поддаться этому. И в самом деле, рассказать, как сильно он меня ранил!
И только я уже собралась ответить ему, взгляд мой снова скользнул в сторону дочери, и все звуки словно исчезли.
Её розовый заяц, с которым она пережила так много, лежал порванным на полу, дети испуганно стояли возле Сонечки, а она, заплаканная, медленно оседала по стене, будто всхлипывая. На самом же деле задыхаясь.
– Соня! – я бросилась к ней.
– Я просто хотел посмотреть зайца, – запричитал один из мальчиков, оправдываясь. – А она не давала! Я не виноват!
Я не обращала на них внимания. Павел же меня опередил и подхватил дочку на руки, после чего вынес из помещения, не замечая наших гостей, что поспешили открыть перед ним дверь, и посадил Соню в машину. Я же тем временем уже достала кислородный баллон и прижала к лицу Сони маску.