Природа «бревна, деревянного мужа» с момента проявления в Мидгарде имеет уже электрически-раздражительный агрессивный механизм защиты и нападения, как это описано в «Философии природы» Гегеля: «Электричество появляется всюду, где два тела соприкасаются друг с другом, особенно же при их трении. Электричество находится, стало быть, не только в электрической машине: каждое давление, каждый удар вызывает электрическое напряжение, но условием последнего служит соприкосновение»35 и силой сопротивления (Наутиз) как стремлением конечного противостоять любому давлению, способному привести к утрате существования, что описано в «Этике» Спинозы: «Чистым утверждением может быть только бесконечное („Этика“, часть 1, теорема 8, схолия). Всякая конечная вещь имеет границы (часть 1, определение 2) и может быть разрушена (часть 4, аксиома) другой вещью, имеющей ту же природу. Это и обрекает ее на сопротивление. Существовать значит настаивать на своем существовании (силиться быть и быть как можно дольше), но это и есть сопротивление»36. Соответственно, сопротивление есть дар к выживанию модуса самосозерцания, но не личная воля Недо-Я. Форма детерминирована темпераментом, динамическими аспектами данности, врожденными свойствами нервной системы, включающими как энергоресурс, так и обменные процессы, предопределяющие процесс формирования ритма, функционирования и взаимодействия, усугубляющиеся постепенной инфляцией бесперебойника и средовой каузальностью Утгарда.
Условно эксплуатируя материальную данность, меняя право обладания на «МОЕ» (в том числе и форма-тело, покидающее Мидгард без запроса на раздел имущества и без согласия «правообладателя»), избранный идолами двуликий артист занимается поисками разделенно-высокопарного предназначения или миссии суфлера тревожно-дельного спасителя. То, что суфлер нарекает предназначением, есть удел нужды и сопротивления. Разумная форма будет вынуждена делать то, что роком предназначено и детерминировано генотипическими характеристиками, не заботясь о патологически-вздутом мире бесперебойного сценариста.
Циркуль вращает веревку пародий
Рубит останки диктата горения плотской статуи в неволе Орлога
Режет пенистые паутины на двуглавые распри
рулевого насмешника коварства и скупца
от дара Божества.
(«Речи Высокого», строфа 48)
Щедрые – природа дара Божества изобильна, неотделима, изливается каждым вздохом. Тот, кто познал природу дара, – вместил в себя Все, оттого и счастлив. Трус несчастьем томим, недостаток и горечь в мучительном горестном духе, заточенным в алчности муки, в распрях от света гонимый, смерти боится и битв избегает, вздыхает сокрушенно, кровь на повязках («завязанные глаза») невзгоды за истину видит и рвется к обладанью на злоключения погибель.
«Не доверяй рабу своевольному» («Речи Высокого», 87)
Раб своевольный – это и есть Недо-я, проявляющее себя как деятель в недостатке и трусости, слепивший себе идола, чтобы с «чужого» неба взять казну за веру. Важное замечание: раб – это тот, кто не волен, а раб своевольный – это тот, кто стал Рабом морока, но своеволье – тоже морок, морок владельца и дельца. Поэтому раб своевольный – это тот, кто исполняет волю йотунского морока, гордо нарекая ее своей. Его надзиратель – воля Недо-Я, основной признак которого нужда как недостаток и страх исчезнуть как гордец отравы в чуждом поле, которое должно стать другим, удобным для инертного поглощения.
О, где ж ты волю то узрел свою, коль вскрикиваешь спесью от укуса комара и вздрагиваешь дерзостно от гневного словца? Нет тот же ли комар твоею волей стал? Иль слово тебя сделало мучителем отважных дум, в которых ты обслуживаешь волю вихрей помысла недруга? Диктует свой закон тебе зловещий сон и песнопения метелей, вьюг и водопадов. И заплетенными узлами змеи вьются, чтобы насытиться раскатом гнева любителя сладкоречивого покорного уюта. Когда ж гордыня памяти мечом разит в немудрых спорах, а жар от ярости быка в знаменье разъяренном дерзает биться за награду копоти из ядовитых лепестков на каменном погосте. Ужели в этом твоя воля, когда ведом ты шорохом дождя иль похвалой неудалого? Найди ж ты волю коль слагаешь пестрые поэмы о воине достойном, которого сражает враг, пустив на небо звон бумажных перьев из коварного обмана