Ваня гнал машину по пустынной дороге, не замечая, как ветер хлещет в разбитое стекло. Кровь Серёжи всё ещё липла к его рукам, а в глазах стоял его взгляд – не гневный, а полный тоски, будто брат знал, что конец неизбежен. Ванин нос, разорванный волком, пульсировал болью, но сердце болело сильнее. Он сжал руль, чувствуя, как слёзы мешаются с кровью на лице. Дорога, окружённая деревьями, казалась бесконечной, но в зеркале заднего вида вспыхнули красные огни. Полиция США окружила машину, и голос из мегафона рявкнул: «Выходи, руки за голову!» Ваня, не сопротивляясь, вывалился на асфальт. Его лицо, изуродованное, и поддельные документы, найденные в кармане, стали первыми уликами. «Ты кто такой? Из того самолёта?» – спросил коп, обыскивая его. Ваня молчал, глядя, как кольцо с волчьей головой снимают с пальца и бросают в пакет с вещами.

В участке его допрашивали всю ночь. Следователь, с сединой и запахом кофе, листал папку. «Ты Иван Волков, выживший с рейса из Москвы. Самолёт взорвался не просто так, парень. Твоё имя в списках русской мафии. Организатор теракта?» Ваня, скованный наручниками, смотрел в пол. Он видел Серёжу, падающего под когтями медведя, и Анну, с кровавыми буквами на потолке. «Я не террорист», – выдавил он, но голос дрожал. Следователь фыркнул. «Мафия подставила тебя, или ты их пешка. Нам похер. Говори, или сгниёшь в клетке». Ваня молчал, чувствуя пустоту на пальце, где раньше было кольцо. Его забрали вместе с ножом и курткой, оставив только вину.

Суд прошёл как в тумане. Зал, пропахший лаком и потом, гудел от шепота журналистов. Прокурор, с острым взглядом, называл Ваню «русским волком», связанным с мафией, чьи деньги якобы финансировали взрыв самолёта. Улики – его поддельные документы и присутствие на борту – были шаткими, но никто не искал правды. Адвокат, в мятом костюме, бормотал о смягчении, но Ваня не слушал. Он думал о Серёже, о том, как нож в его руке стал последним, что брат почувствовал. «Пожизненное заключение», – объявил судья, и зал ахнул. Ваня, ожидая решёток и камеры, не знал, что его ждёт нечто худшее. Автобус, везущий его к порту, пах ржавчиной, а море за окном рокотало, как зверь.

Тюремный корабль – плавучая крепость, покрытая ржавыми потёками, – встретил его запахом соли и смерти. Трюмы гудели от криков, а палубы были скользкими от крови. С первого дня Ваня стал добычей. Заключённые, с татуировками и пустыми глазами, избивали его в столовой ежедневно, они считали его террористом, мстя русскому за погибших американцев на борту, пока их самих не зарезали в очередной разборке. Здесь смерть была обыденностью: зэки гибли от ножей, охранники – от бунтов. Ваня, с лицом, изуродованным волком, получил кличку Череп.

На четвёртый день четверо охранников ворвались в его камеру. Они вытащили Ваню на палубу, где холодный ветер хлестал по лицу, и начали избивать. Кулаки ломали рёбра, ботинки вдавливали его в металл. Когда силы их покинули, они сорвали с Вани одежду, помочились на еле живое тело, смеясь, как гиены.

Его изуродованное лицо, без носа, не отталкивало их – наоборот, они хохотали, называя его Черепом, и шрамы только разжигали их. Это повторялось каждый день – толпа, чьи лица слились в мутное пятно. Ваня перестал чувствовать тело, только боль и унижение, а в голове звучал голос Серёжи: «За что, Вань?»

Однажды все изменилось. Охранник, с татуировкой змеи на шее, бросил Ване свёрток. «От твоих друзей, Волков», – буркнул он, сплюнув. Ваня, дрожа, развернул тряпку: внутри лежало кольцо с волчьей головой и нож. Его сердце замерло. Охранник наклонился ближе: «Русские сказали, что найдут тебя, даже здесь. Это их метка». Ваня понял: мафия, гнавшаяся за ним с Ростова, подкупила охрану, вернув кольцо как угрозу. Он надел его, чувствуя, как металл жжёт кожу. В ту ночь ему приснилась мать, стоящая на палубе. «Ты не уйдёшь от судьбы, Ваня», – шептала она, и волчья голова в её глазах горела алым. Ваня понял охранник дал ему возможность закончить страдания, за одно выполнив услугу мафии.