Серёжа навестил его через месяц. Он вошёл в палату, неся запах сигарет и улицы, и бросил на кровать пакет с апельсинами. «Живой ещё?» – буркнул он, садясь на стул. Ваня, осунувшийся, с тёмными кругами под глазами, кивнул. Между ними повисла тишина. Серёжа кашлянул, пытаясь скрыть неловкость. «Слушай, Вань, я не мастер говорить… Но ты нужен мне. Там, снаружи. Без тебя я… не справлюсь». Ваня посмотрел на брата, впервые за долгое время чувствуя что-то, кроме вины. Но вместо ответа он отвернулся к стене. Серёжа стукнул кулаком по стулу и ушёл, пробормотав: «Выкарабкайся, слабак».

Через два года после смерти Анны Ваню выписали из психиатрической больницы. Надпись кровью – «ПРОКЛЯНАЮ УБЛЮДКИ» – всё ещё преследовала его, но кошмары стали реже, а голос матери в голове притих. Таблетки и разговоры с врачами притупили его боль, но не вернули прежнего Ваню. Он был тенью себя: бледный, с ввалившимися щеками, он едва говорил и вздрагивал от резких звуков. Психика, сломанная чувством вины, держалась на тонкой ниточке. Больница, казалось, просто устала его содержать, вытолкнув обратно в мир, к которому он не был готов.

Серёжа, напротив, закалился. Работа на рэкетиров сделала его жёстче, но забота о брате висела тяжёлым грузом. Деньги от бандитских дел уходили на лекарства и еду для Вани, но их едва хватало. Серёжа видел, как Ваня сидит часами, глядя в пустоту, и чувствовал бессилие. «Ты должен жить, Вань», – говорил он, но слова тонули в тишине. Однажды ночью, сидя на крыльце, Серёжа решился. Если честной работы не хватало, он возьмёт у своих. Он был всего лишь пешкой в банде, и крупные суммы проходили мимо него. Почему бы не урвать кусок?

План был прост: обчищать тайники банды, понемногу, чтобы не заметили. Серёжа начал с мелочей – пачки купюр, спрятанные в гаражах, – и вскоре вошёл во вкус. Жадность затмила осторожность. Он брал всё больше, не думая о последствиях, покупал Ване дорогие лекарства и даже новый магнитофон, чтобы заглушить тишину в доме. Но однажды он перешёл черту, украв сумку с годовым «общаком» – деньгами, которые банда копила для боссов. Его поймали на складе, где он прятал добычу. «Братья», с которыми он пил и дрался плечом к плечу, набросились на него, как звери. Пуля пробила ему руку, но Серёжа, сцепив зубы, вырвался, унося сумку. Кровь текла по пальцам, но он бежал, пока не добрался до дома.

Ваня, увидев брата, истекающего кровью, словно очнулся. «Пуля на вылет», – прохрипел Серёжа, падая на стул. Ваня, забыв о своей слабости, метнулся за аптечкой. Его руки дрожали, но он быстро промыл рану, продезинфицировал и туго забинтовал. Серёжа, стиснув зубы, смотрел на брата с удивлением. «Молодец, Вань», – выдавил он, и в его голосе мелькнула гордость. Ваня не ответил, но впервые за долгое время почувствовал себя живым.

Они не могли оставаться в городке. Банда знала, где их искать. Ночью, в холодном зимнем лесу, братья сидели под соснами, не разжигая костра, чтобы не выдать себя. Ваня дрожал, прижимая к груди сумку с деньгами, а Серёжа, морщась от боли, пытался придумать план. «Куда нам, Серёг?» – спросил Ваня, глядя в темноту. Серёжа сплюнул. «В Москву. Там нас не сразу найдут». Ваня покачал головой. «В Европе русская мафия нас достанет». – «Тогда в Штаты, – отрезал Серёжа. – Там они только в Нью-Йорке сильны. Найдём дыру, где нас не тронут».

Их разговор прервал шорох. Из темноты вынырнул старик алкаш с реки – тот самый, что всегда сидел с бутылкой самогона. Его глаза, мутные от алкоголя, смотрели с жалостью. «Эх, мальчишки, – пробормотал он, – молодые, а жизнь уже поломана». Алкаш сунул им бутыль и ушёл, шаркая ногами. Братья, не говоря ни слова, выпили самогон пополам. Горькая жидкость согрела их, придав решимости. К утру они знали: деньги из сумки хватит на билеты до Америки.