– Верь, – прошептал он, и этот шепот прозвучал сильнее любого крика.

Этот шепот раздавался у нее в голове, эхом раскатываясь по всему телу.

***Астрид шла по пустынной улице, ее шаги гулко звучали на каменных плитах. Дома выглядели как призраки: окна мерцали тусклым светом свечей, а пороги украшали странные символы, вырезанные на дереве. Ее мать когда-то говорила, что эти знаки защищают от «того, что приходит из леса». Но от чего именно? Об этом знали только те, кто уже ничего не мог поведать. У порогов некоторых домов стояли корзины с недоделанными плетёными изделиями: одна – с нитями для ковра, другая – с высушенными травами, готовыми для использования в обрядах. Через открытую ставню в одном из домов был виден деревянный верстак, заваленный инструментами: кто-то мастерил что-то до заката, но бросил работу, не успев закончить. Деревня продолжала жить, обитатели занимались своими обыденными делами, словно ничего и не произошло. Они все безразличны были к случившейся трагедии лишь оттого, что она не коснулась их лично. Сана стала лишь одной из многих, ее имя было у всех на устах несколько дней, однако как быстро вспыхнул интерес, так же стремительно он и угаснет, как только появится новый повод для обсуждения. От этого было печально. Астрид знала, что порой жители от скуки и усталости от сутолоки одинаковых дней желают позабавить себя обсуждениями и сплетнями, однако порой это переходило все границы и подрывало основы добрососедства и взаимопомощи, на которые и строился привычный быт.

Воздух был густым, напоенным запахом сырости и дымом. Где-то далеко за деревней, на границе леса, раздался протяжный, нечеловеческий крик. Астрид невольно остановилась, прислушиваясь. Ее сердце заколотилось быстрее, но, сжав кулаки, она заставила себя идти дальше. Лес всегда издавал такие жуткие, пронизывающие до костей звуки, однако ни одна живая душа в деревне не обсуждала их. Даже дети, которые обычно охотно делились всеми своими страхами, замолкали, стоило лишь упомянуть тьму за деревней.

Шагать по деревне после заката казалось странным – жители обычно не покидали дома с наступлением ночи, если не было шумного празднества или особого обряда. Пустые улицы освещались лишь слабыми отблесками огня из домов. Лес плотно обступил главную дорогу, а его обитатели то и дело разрывали тишину внезапными вскриками. Астрид старалась отвлечься, чтобы страх не отравлял ее кровь, однако шорох и крики начали складываться в голоса, звавшие девушку к себе, в самую чащу. Она закрыла уши руками и ускорила шаг, чтобы поскорее добраться до своего дома на самой окраине деревни, где смогла наконец выдохнуть и расслабить дрожавшие от напряжения ладони. Астрид опустила руки и встряхнула кисти.

Она поравнялась с соседским домом, и сквозь открытую ставню услышала приглушённый разговор. Женский голос – это была вечно тревожащаяся Рагнхильда, делавшая отменную оленину – говорил резко и торопливо:

– Лес снова забрал свое. Ты слышала? Тропинка на востоке теперь закрыта. Никто не может пройти. Даже охотники не проведывают силки.

Другой голос ответил тихо, почти шепотом, но Астрид уловила слова:

– Это знак. Боги предупреждают нас.

Ее шаги замедлились, но она не остановилась. Вопросы рождались в ее голове, как всегда, когда она слышала подобные разговоры. Почему боги требуют чего-то от людей? Но задавать эти вопросы было бессмысленно. Каждый раз, когда она пыталась узнать что-то у матери или других взрослых, ей отвечали коротко, как будто боялись сказать больше, чем позволено:

– Боги – это все, что тебе нужно знать.