Вдохновлённый, Иван взял ещё выше, перекричав заблеявшего козла:

– Сабля гнутая – заржавелая лежала! Бердыш ржавый – стоял стоймя! – обернувшись на соседний баз всем телом, Иван прямо соседке, поймав её взгляд, выкрикнул: – Коли́ красну девицу, как колун!

Раскрасневшаяся, будто угодила под вар, Фроська ринулась в курень и загрохотала чем-то в сенцах.

Степан наверняка знал, что в груди её, как и у него, теснился смех, только девичий. Девичий – смешнее и дороже: им умываться можно.

Тут же раздался её матери голос:

– Что за пёс там лается, гляну вот!

…уронив козлы, но успев зацепить с розвали напиленных поленьев рубаху – бросить её вперёд, тут же, пока не упала, поймать, разбрасывая пятками грязь и навоз, Ванька махнул через плетень.

– Сбери дрова, Стёпк! – велел, став на миг и неотрывно глядя на соседскую дверь в курень; и вот уже сорвался дальше. – Сполняй, сказано! – крикнул ещё раз, даже не оглянувшись.

…Степан начал собирать дрова.

Недолго спустя, обегая курень, ткнулся с разбегу матери в грудь.

Цепкими руками она поймала его за плечи и, удержав на миг, мягко толкнула в сторону: беги.

…тоже всё слышала.

…снова сидели у отца сечевики – и Раздайбеда, и Боба, и прочие-иные, и донцы-побратимы, и дед Ларион.

У одного из сечевиков были отрезаны оба уха, но то его не стесняло.

Зашедший Васька Аляной, усевшись, застыл на нём взглядом.

Не дожидаясь спроса, сечевик сообщил доверительным шепотком:

– Иной раз муха метит сесть на ухо: только ноги растопыря, и рушится: нету ей тверди! – и затрясся безухой головой от смеха.

Таких прибауток у него было заготовлено впрок.

– А прямиком в ухо не залетая? – спросил Аляной серьёзно. – А то чихнёшь – а с тебя цельный рой вылетя, кои с той осени в голове пасутся!

…Иван со Степаном сидели на полу, спинами в стену, изредка задирая головы на говоривших.

– Азов схарчили у поганых! Треба нынче все крымски города воевать от Керчи до Козлова, – подзуживал собрание лохматый Яков Дронов, шаря рукой в густых своих, торчащих во все стороны, будто бы собачьих волосах.

– В Бакчисарай не ходили ещё. Его брать. И турскую Кафу, буде нам Бог даст. Самый надобный нам городишко, дюже богатый, – поддакивал ему Васька Аляной, кося смешливыми глазами.

Сечевики тоже разохотились на большие города.

– И Тамань, и Темрюку! – гудел Раздайбеда, глядя в огромное, полное всяких донских рыб, блюдо, с грохотом поставленное хозяйкой на стол.

– Перекопцы – одолимый народ. Казаки били татар и в Шибирии, и в Казани, и в Астракани. И с Крыму погоним поганых… – нарочно хорохорил всех Аляной.

– Смогём, токмо ежели государь людей пригонит в подмогу. В единочестве казакам тягостно придётся, – отвечал Трифон Вяткин. – Казань и Астракань без царёвых людей не взяли б.

А Шибирию – не удержали б.

– А коли возьмём – туда б и поселиться от теснот наших… – продолжал, лукавя, Аляной. – А то всё ж по островкам…

– Не-е-е, мы здешние, на кой нам? – отвечал ему Трифон. – А ежели домашних навестить в московских землях? То ж вдвое боле пути с Крыму-то…

– В крымских местах невольников руських и с Московии, и с Литвы, и болгаров, и сербин, мыслю, боле, чем татар. Обжились уже, с ыми веселей будя, – дразнил Трифона Аляной, подмигивая сечевикам.

– Та ж они побасурманенные все, кой с них толк, с агарян! – заругался Раздайбеда, широко крестясь. – Им поначалу к попам, отмаливать…

– Акку-у-уля… – неопределённо отвечал Аляной. – Отмолят, говорю те! И многи никуда не сойдут с землицы, а там и останутся! Токмо в холопах у их татаровя крымские будут. Каково? – вопрошал, часто моргая и держа себя за бороду, Аляной. – Да и новая русь заселится. Как заселилась и в Казанское ханство, и в Шибирское, и в Астраканское. Руси – как гороха. Нехай обживаются и в крымских землях, так.