– Не он, так другой найдётся. А тебе повторяю: соглашайся!

Бал закончился, но веселья в доме Толстых не было. Ёргольская плакала и отчётливо понимала, что в случае отказа ей не на что надеяться. Полина рвала и метала в своей комнате от ненависти к Татьяне, не понимая, почему не ей Владимир сделал предложение, и проклинала безродную сестрицу. А старая графиня, увидев твёрдость Татьяны, была недовольна её решением.

Через два дня Юшков пришёл за ответом, и Ёргольская, не опустив глаз, поблагодарила его за всё и призналась, что принять его предложения не может, так как любит другого человека. Владимир Иванович был потрясён и в то же время восхищён поступком Татьяны. Он продолжал ездить в дом Толстых и вскоре сделал предложение Полине. Во-первых, он не хотел огласки, что отвергнут любимой женщиной, во-вторых, теперь ему стало всё равно, на ком жениться, и он женился, но, как покажет время, счастья от этого брака никто не обрёл.

Княжна Мария проснулась в слезах. Ей приснился какой-то зверь – волк не волк, медведь не медведь, – к которому она якобы вдруг прониклась доверием, поверила, что этот страшный зверь из сказки. Он убедил поверившую в него и полюбившую его девушку, что станет прекрасным юношей. Она даже во время завтрака рассказала об этом сне батюшке, князю Волконскому.

– Вздор, сударыня, меньше забивайте свою голову всякой чепухой, а больше думайте о земных делах. Сейчас ко мне подойдёт архитектор, а если помните, я просил вас подумать о двух ваших комнатах на втором этаже. Вы сделали набросок?

– Да, папенька. Я бы желала, чтобы одна из них была ротондой!

– Вот и прекрасно, – прервал князь дочь. – Не мне, а архитектору покажите свой план и выскажите свои соображения.

Дочери князя Марии Николаевне шёл восемнадцатый год. В душе князь сокрушался, что она не красавица, не грациозна, походка тяжёлая и тягаться с обитателями светских гостиных ей не пристало. Но тем не менее умна, добра и нежна, и ежели кто полюбит её, не прогадает, найдя в ней верного друга и помощника. «Впрочем, о чём я? Женихов пруд пруди, а достойного пока не вижу, одни петиметры». Поэтому на намёки графини Воронцовой князь Николай Сергеевич не реагировал или же просто говорил, что его дочь сама должна выбрать себе суженого.

– Это не базар, князь, где каждый из нас может купить себе крепостного. Вы её чаще должны вывозить в свет.

– По мере надобности она бывает на раутах и балах. Большего она не требует.

– Вот именно, сударь, попробуй у вас потребуй, вы сразу же на задний двор отправите.

– Ну будет вам злословить, графиня, вы из меня, право, какого-то узурпатора сделать хотите. Ежели вы так настаиваете, я пришлю её к вам, и больше чем уверен, что пока интереса к вашему предложению она не проявит.

– А вы сами-то, любезный Николай Сергеевич, так и останетесь вдовцом?

– Меня, графиня, уже не переделать, и связывать себя с кем-либо я больше не желаю.

– Понимаю, понимаю вас, князь, – с улыбкой произнесла графиня, отходя от него и думая: «Однако он очень привязан к дочери и боится признаться себе, что не хочет отдавать её замуж».

Разумеется, дочь могла бы жить с мужем у отца в имении, но разве способны ужиться два медведя в одной берлоге? Привыкнув быть в своём доме безраздельным хозяином, князь считал и дочь своей собственностью. Объективности ради следует сказать, что юная княжна Мария приспособилась к суровому характеру папеньки и особой тяготы от этого не испытывала. Отец по мелочам её не беспокоил, разрешая ей проводить свободное время по своему усмотрению. Она много читала, музицировала и встречалась с соседкой Юлией.