— Я привык.

Адэр накинул ему на плечи свою куртку:

— Я прикажу соорудить здесь печку.

Кебади глянул поверх очков:

— Хотите сжечь архив?

Через час стол летописца окружали железные ящики с раскалёнными углями. Когда самодельные печки остывали, слуги меняли их, не забывая подсовывать один тёплый ящик Кебади под ноги.

— Вы меня балуете, ваше величество, — кряхтел он и, потирая нос, прятал под рукой улыбку.

Адэр за всю свою жизнь не читал столько документов, сколько прочёл за эти несколько дней. Прежде история его мало интересовала. Сейчас он проживал жизни незнакомых людей, видел, мыслил и чувствовал, как они. Отложив очередной рассказ очевидца, с горечью произнёс:

— Неудивительно, что народ ждёт законного правителя.

Кебади снял очки, взял фланелевую тряпочку:

— В пророчество Странника верят ветоны, ориенты, климы и моруны. Другим народам всё равно, кто ими правит. Лишь бы их не трогали.

— Это ещё хуже. Народ, безразличный к судьбе страны, — наибольшее зло.

— Никогда не задумывались, почему он стал безразличным?

— Не задумывался? — Адэр вонзил взгляд в Кебади. — А чем, по-твоему, я занимаюсь?

Тот дыхнул на стёкла очков:

— Как может народ любить страну, прошлое которой покрыто мраком, а великого правителя называют предателем? Чем народу гордиться?

— А тут ещё я — сын захватчика. Правитель без законного права на трон.

Кебади протёр стёкла, водрузил очки на нос:

— Вы хотя бы попытайтесь стать законным, а то уж совсем пали духом.

Адэр потрепал Парня за уши. Неизменный спутник и единственное существо, преданное до мозга костей, лежал возле стула. Голова опущена на скрещённые лапы. Глаза закрыты, тишину нарушало сопение. Но Адэр знал: зверь не спит. Если сейчас тихо встать, Парень вскочит и побежит туда, куда хозяин только надумал идти.

— Как в пустыне появилась огромная страна?

— Вы говорите о Ракшаде? — уточнил Кебади.

— Пять тысяч лет назад там был всего лишь песок.

— Быть может, всё дело в оазисе?

— В Лунной Тверди сотни оазисов, — заметил Адэр.

— Наверное, предводителю кочевников Ташрану понравился вид с дерева.

— Я был на крыше. Мне не понравилось то, что я увидел.

Кебади взял перо, обмакнул кончик в чернильницу:

— С дерева Ташран смотрел на песок, а видел страну. Знаете почему? У него была цель. Он хотел жениться на Ракшаде. А она заявила, что выйдет замуж за того, кто возведёт на песке город.

— Предположим, этот замок — оазис, — проговорил Адэр, перебирая пальцами шкуру на затылке Парня. — Вокруг пустошь. Назови хоть одну причину, по которой люди захотят строить здесь дома?

— Если раздавать земли даром — желающие найдутся.

— Они забьют в землю колышки и вернутся в город. Какой смысл что-то им дарить? Я не хочу быть благодетелем. Казне нужны деньги.

— Тут я ничего не могу посоветовать, — сказал Кебади и склонился над рукописью.

Эту ночь Адэр вновь провёл в спальне Эйры. Слуги ежедневно меняли постель, но, выполняя приказ правителя, к вещам хозяйки комнаты не прикасались. Адэр смотрел на комнатные туфли, уткнувшиеся носками в стену, или на халат, брошенный на спинку кресла, и ему казалось, что Эйра вышла всего на минуту и сейчас вернётся. К шторе пришпилена бабочка из выгоревшего бисера. Детская поделка Эйры, хотя в это верится с трудом. Скорее всего, она лазила по деревьям и смотрела сверху на умирающий сад. Мечтала ли она, что сад оживёт?

После завтрака Адэр проследовал в приёмную:

— Граф Нарум приехал?

Гюст вскочил из-за стола:

— Ещё ночью, мой правитель.

Через полчаса в кабинет явился советник по вопросам сельского хозяйства — тучный человек с одутловатым лицом. Гюст занял место за конторкой, вытащил из ящичка бумагу и ручку и приготовился протоколировать беседу. Парень развалился у камина и чихнул.