Малика поправила зажим на шее; «украшение» душило.

— Альхара, не молчи.

— Это Высший храм и плац Единства, — прошептал он. — Здесь проходят военные парады. И прошу, говори тише. Здесь отличная акустика.

— Как зовут вашего Бога?

— Зачем Всевышнему имя, если Он один? Его не нужно звать из толпы Богов.

— Как мне себя вести?

— Не знаю, шабира. До сих пор ни одна женщина не входила в храм. Женщины молятся в своих комнатах.

— Открою секрет, Альхара. Людям не нужны храмы. Встреча с Богом важнее места встречи.

— Не скажи, шабира. Молитва в любом другом месте — это монолог. Беседа с Богом происходит только в храме.

Помолчав с минуту, Малика спросила:

— Чего мы ждём?

— Когда нас пригласят.

Ожидание под палящим солнцем походило на издевательство. От пряного аромата благовоний подташнивало, по ногам взбирался жар от камней. Малика уже хотела сесть в паланкин, как на фоне дверного проёма храма показалась фигура в чёрном одеянии.

— Служитель веры, — прошептал Альхара. — Не двигайся с места, пока он не позовёт.

Голос служителя пролетел десятки метров и прозвучал рядом:

— Шабира! Ты готова к встрече с Всевышним?

— Готова, — ответила она и пошла вперёд.

— Я же просил, — простонал Альхара и последовал за ней. — Ты неправильно идёшь. В твоей походке нет смирения.

— Не придирайся.

— Склони голову, опусти плечи.

Вновь зашевелилась злость. Она закрыла лицо тряпкой, надела треклятый ошейник, но это не значит, что моруна будет пресмыкаться перед мужчинами.

— Может, мне поползти? — сказала Малика и прибавила шаг.

***

Вблизи храм производил устрашающее впечатление. На выступах стен выдолблены письмена. Высота воинов достигала двадцати метров, если не больше. Чтобы увидеть морды тигров, надо запрокинуть голову.

На фоне статуй и вздымающих к небу стен служитель веры казался маленьким и щуплым. На переносице фиолетовая татуировка: символический знак из выгнутых линий. Служитель моргнул, и Малика успела заметить татуировки на веках.

Они обменялись приветствиями, вошли в двери и очутились в огромном помещении со стеклянным потолочным сводом. Ничего не объяснив Малике, Альхара двинулся вдоль стены, скользя ладонью по письменам, которые опоясывали зал. Наверное, ракшады так молятся.

Под куполом с балки на балку перелетали белые птицы с серповидными крыльями и похожими на веер хвостами. Посреди зала на треноге возвышался казан, над ним курился дымок, насыщая воздух пряным ароматом. Странный запах, дурманящий.

Откуда-то появились люди, облачённые в чёрное. Закружили вокруг Малики, как вóроны. Их молчание, удушающий дым, собственная слабость и тошнота вывели её из себя.

— Вы не на базаре, а я вам не лошадь, — проговорила Малика.

От толпы отделился человек. Явно не служитель. Те в плащах, а этот обнажён до пояса. Волосы собраны в конский хвост. Руки, плечи, шея и скулы сплошь покрыты татуировками. На выбритом виске ветвь с листьями. Шедар?..

— Будь ты презренной вещью, я закопал бы тебя в раскалённый песок и оставил подыхать в пустыне.

— Ты угрожаешь шабире? — спросила Малика, не понимая, что с ней происходит.

Стоя перед храмом, она была уверена, что сумеет проявить уважение к чужой религии. А сейчас готова с кулаками наброситься на ракшадов, и не важно, что силы неравные.

Шедар вздёрнул подбородок. Как же он похож на Иштара: хищный изгиб губ, жёсткий взгляд, каменное лицо. Правда, Иштар умеет смеяться: звонко, от всей души. Так он смеялся перед тем, как Малика выиграла спор. Этот вряд ли улыбнётся.

— Шабира, мы пригласили тебя… — прозвучал чей-то голос.

— Пригласили? — Она усмехнулась. — Меня заставили жариться под солнцем, выставили перед вами как товар на базаре. И вы говорите: пригласили?