– Это же… Это же… Матушка…– еле шептала Элиза.

– Какая-такая матушка? – не понял Ганс. – Опять что ли теща приехала?

Но Элизе явно было не до шуток. Резко поднявшись, она на минуту пропала в гостиной. Вернувшись, она положила перед мужем небольшую золотую коробочку. Теперь настала очередь Ганса побледнеть и терять дар речи.

– Это была Матушка Холле, – пояснила Элли, не давая ему возможности снова задавать глупые вопросы. – Хорошим хозяйкам она посылает золотые подарки, как видишь, – в ее голосе мелькнули нотки самодовольства. – Она ходит в метель по лесу и ищет чемерицу. Ох, как бы ты ее не обидел, Ганс. Матушка обид не прощает, – покачала она головой.

Ганс было открыл рот, но ничего так и не сказал. С задумчивым умным видом он предпочел дальше жевать свинину.

– Пойдем лучше спать. Был трудный день, – вздохнула жена и поднялась из-за стола.

– Пойдем, – согласно кивнул Ганс.

***

Утро было ярким, но тяжелым. Голова налилась свинцом, а тело переполняла усталость. Пели птицы, кипела жизнь. В деревне бушевала весна. Солнце поднялось уже достаточно высоко, а дел предстояло невпроворот.

Подпевая самым голосистым птицам, Элиза развешивала свежевыстиранное белье. На кухне вкусно булькал котелок с едой, на крыльце лениво щурился черный кот. По широким улицам между округлыми кирпичными домами с соломенной крышей подымали пыль своры собак и пугливые курицы. У кого-то был обычный день.

Второй год Элли переживала личное горе, о котором гудела вся деревня. Вторую весну не вставал с постели муж. И все хозяйство было взвалено на хрупкие женские плечи. Беда была с ним да и только. Даже жену не узнавал, говорить не мог. Аки труп живой лежал, не поднимаясь, не двигаясь.

Чего только не советовали сердобольные соседки! Чего только не вытворяла Элиза по ночам на погосте! И жертву предкам приносила, и к эльфам за советом ходила, да все без толку – умирал муж. Тихонько рыдала по ночам Элли, сжимая холодную руку. Весело пела Элиза рано утром, поднимаясь с первыми петухами, хлопоча по дому.

Кот недовольно потягивался в теплых лучах солнца, недовольно шипя на лай собак. Угольно-черная шерсть лоснилась, хитрые желто-зеленые глаза улыбались. Элиза оторопела:

– Кто ты? – внимательно посмотрела она на кота. Белая простынь звучным шлепком приземлилась в лужу под ее ногами.

– У меня в жизни не было в доме кошек… – пробормотала она.

Кошка (а это была именно кошка, а не кот) поднялась и грациозно засеменила по дороге к окраине деревни, приглашая идти за собой.

***

Внутри было тепло и уютно. Потрескивали дрова в камине, покачивалось в ритм кресло-качалка, мерно стучали спицы. Все как в детстве.

Пахло выпечкой. Свет приглушен. Черно-белые картины. Резная мебель. Другой мир.

– А, это ты, Майя! – прокряхтел старческий голос. – Опять гостей привела?

Кошка плавно пересекла комнату и, взмахнув пушистым хвостом, запрыгнула в кресло. Из кресла же показалась рука. Со временем высохшая, но довольно сильная и жилистая.

– Подойди, Элли, не бойся. Я не обижаю людей без надобности, – прошуршала старушка. Элиза послушно подошла.

– Садись, не бойся. – рядом с креслом откуда ни возьмись материализовалась табуретка. – Почему ты хочешь вернуть Ганса? Тяжело одной?