– Ай да Иван! Ай да Дурак! Да за подвиг такой проси у меня, что хочешь!

Поклонился Иван в пояс и ответил царю:

– Спасибо тебе, царь-батюшка, за слово доброе, за щедрость царскую. Да только не надобно мне ничего, только отдохнуть с дороги.

Кивнул ему царь, хлопнул в ладоши и повелел отвести добра молодца в самые лучшие царские покои. А слугам приказал пир накрывать да гостей созывать, чтобы победу над злом отпраздновать.

Как привели Ивана в покои, постелили мягкую перину пуховую и покрывала шелковые, так и рухну на них с разбега. А солнце все светит в небе, пробивается сквозь ставни, разбегается под веками красными бликами. И так дурак повернется, и сяк – никуда ему от солнца не скрыться!

Тем временем на площади накрыли огромный стол, а на нем кушаний – видимо-невидимо! И стал и млад за ним сидят, и богатый и бедный. Радуются все смерти злодея, славят героя. Скоморохи пляшут, гусляры песни поют, шут царский колесом ходит. Одна только Василиса Премудрая невеселая сидит, задумчивая. Не понравилось это царю-батюшке, крикнул он слугам:

– А ну, не час теперь горевать – веселиться надобно! Раз Василиса победе нашей не рада, значит, Кощея жалеет, а раз так, то в темницу ее! Пусть посидит там в темени, да подумает, кто ее сердцу люб больше. А мы до зари кутить будем, и потом еще три дня!

Схватили стражники Василису и бросили в темницу. А в темнице той и есть только окошко под самым потолком, в которое свет едва пробивается. Села Василиса на подстилку соломенную и стала думу свою думать. Да не долго одной ей сидеть пришлось: вдруг слышит – стучится кто-то. Встала она, подошла к двери.

– Кто там?

– Это я, Иван Дурак! Пусти меня к себе.

– Ага, прям вот так и пустила! – ответила Василиса. – Тебя там на пиру все ищут, вот туда и иди!

– Не хочу я на пир! Меня в царских покоях на постель уложили, перина что облако, покрывала златом расшитые. А сон не идет, хоть ты режь! Солнце в окна светит, глаз не сомкнуть. Сюда сколько ехал – ни разу луна не показалась, ни одной звезды не взошло. Пусти хоть в темницу, на соломе буду спать, только бы солнце не видеть!

Смягчилась Василиса. Подошла к двери, открыла – а там и впрямь дурак стоит, зевает да глаза кулаками трет.

– Ты что, правда смерть Кощееву сжег?

– Ага, – кивнул Иван, отодвинул девушку и бросился к подстилке соломенной. – Эх, красота! Темнота!

– Что же ты наделал, Иван-Дурак! – воскликнула Василиса. – Ты же всю тьму на земле извел!

– Ну да, – довольно кивнул добрый молодец и засопел.

– Ты куда спать! А ну! – пыталась-пыталась растолкать его девица, да так и не смогла – богатырским сном уснул дурак.

Села Премудрая рядом, призадумалась. Ох, рано царь радоваться решил, неспроста ее сердце тревожилось! По глупости да незнанию такую беду утворили!

Веселые разухабистые крики за окном вдруг усилились.

– Эй, Прошка, а чего это ты скомороху денег не дал, а? Жадничаешь? Хочешь как Кощей стать да над златом своим чахнуть?

– А ты, Василь, пошто мне вчера коня втридорога продал? Ему цена – три полушки!

– Ты что, вором меня назвал? А ну иди сюда, покажу, как коней продавать!

– Это ты, Василь, зря. Мы же тут празднуем, что добро победило, а ты злишься, нечисть кормишь.

– Так нет же ее, нечисти. А этому болтуну, Прошке, я сейчас зубы-то пересчитаю! И тебе тоже, если лезть не перестанешь!

– Прошка, держись! Эй, ребята, наших бьют!

Музыка вдруг смолкла, стук кружек превратился в стук кулаков, а пьяные крики стали еще громче:

– Давай, бей его!

– Да не так, с левой!

– Ах ты, шельмец, со спины решил зайти? Да я тебе!

Сперва Василиса металась по темнице в панике, думая да гадая, как людей утихомирить, а потом вдруг подуспокоилась и спросила сама себя: