– Дурак еще этот, дел наворотил, а мне расхлебывать теперь! Царь я или не царь, в конце концов? Все, брошу этот колокол, а с Кощеем пусть кто-нибудь другой разбирается.

Да только руки будто приросли к канату, сами по себе раскачиваются.

И вдруг – чудо! Видит царь, как летит по небу белая голубка, а за нею ночь идет черная-черная, будто бездна, будто нет в ней ничего, кроме темени. Испугался царь, упал на колени, закрыл глаза.

– Царь-батюшка! Царь-батюшка, очнитесь!

Царь нехотя открыл глаза. В покои тонкими нитями проливался лунный свет, а в синем полумраке возле царской постели сидела Василиса Премудрая.

– Просыпайтесь, царь-батюшка. Иван-дурак приехал, привез смерть Кощееву. Что делать будем?

Матушка Холле

Дорога из порта заняла больше времени, чем предполагалось. Начиналась метель.

Тропу замело, а черные скособоченные деревья о чем-то тихо пересмеивались между собой. Снег сыпал все сильнее. Все вокруг было белым. Особая форма северной слепоты.

– Кис-кис-кис! Майя, где ты? – странно, но сквозь завывания метели отчетливо был слышим старческий скрипучий голос.

Ганс замер на месте и попытался вглядеться в белую стену снега. Безрезультатно. Вдруг прямо под ногами скользнула тень, недовольно мяукнув. От неожиданности Ганс подпрыгнул и успел разглядеть лишь пушистый хвост растворяющейся в непогоде кошки. Но так же, как и голос, теперь были слышны шаги. Совсем рядом. Постепенно из марева стала вырисовываться чья-то сгорбленная фигура, опирающаяся на толстенную палку, высотой метра под два. Ганс замер и стал ждать.

Фигура двигалась очень медленно. Одна за другой вырисовывались детали: черный платок на голове, седые волосы, пуховая белоснежная шаль, развевающаяся на ветру, корзинка в руках. Рядом аккуратно семенила кошка.

– Мил человек, не поможешь травку найти?

Ганс оторопел. Еще раз внимательно посмотрел на морщинистое лицо старухи с крючковатым носом и хитрым прищуром.

– Старуха, да ты с ума сошла! Глянь, какая метель! Ты сейчас даже дерево еле заметишь. Пошли-ка домой, поищем, как распогодится.

Старушка посмотрела на него и засеменила дальше. Рядом все также бежала кошка.

– Эй, бабуль, ты куда? Заблудишься ведь!

– Ступай, милок, тебе отдохнуть надо. Потом потолкуем, – прошамкала старушка, растворяясь в белизне метели.

Ганс пошел было следом, но почувствовал, как ноги затягивает в перину снега. Обернувшись, он неожиданно обнаружил себя перед знакомой дверью. Непонятным образом он в мгновение ока оказался дома.

***

По характерному грохоту можно было с легкостью определить местонахождение Элизы. Она с завидной скоростью перемещалась по дому, вся в делах, хлопотах и домашних заботах. Оттого и не сразу заметила того, ради кого, собственно, все работы были запланированы и приведены в исполнение. Но Ганс не растерялся и ловким движением опрокинул горшок с цветами. Элиза замерла. На ее лице постепенно сменяли друг друга испуг, догадка и радость. На глазах выступили слезы счастья.

– Ганс… – прошептала она одними губами, медленно оседая по стенке.

– Ганс! – визжала Элиза, повиснув на шее у мужа.

– Ганс, ласково приговаривала она, ероша его темные волосы, пока тот пытался осилить яства, приготовленные заботливой супругой.

– Элли, откуда у нас в деревне придурковатая старушка? – прошамкал Ганс, тщательно пережевывая очередной кусок свинины.

– Какая-какая старушка? – не поняла Элли.

– Ну горбатая такая, с кошкой. Пошла в метель травку искать. Совсем старики из ума выживают…

Элиза замерла. Лицо ее постепенно становилось оттенка снега, а сама она, казалось перестала дышать.

– Элли, чего это с тобой? Сердце прихватило? Али паука увидела? – забеспокоился муж.