– Беее! – высунул язык мальчик.

Вермандо невольно замер, созерцая эту повседневную, но так сильно зацепившую его сцену. Что юноша испытывал в эти мгновения? Он не ведал. Однако сердце его пустилось в бешеный пляс, а к глазам подступили слезы, которые он со злостью смахнул кулаком и твердым шагом прошел мимо. В голове не было ни единой мысли. Он молча шел вперед, сам не зная куда именно. Ночь рассыпала семена черного тмина, поглотившего небеса чернотой кошачьих зрачков. Холодало. Где-то вдалеке, со стороны леса послышался волчий вой. Аристократ содрогнулся, потерянно застыв прямо посреди пустой дороги. Ни одного прохожего. Люди либо сидели по домам, либо в теплых уютных кабаках с товарищами. Простояв под порывами влажного ветра пару минут и продрогнув до нитки, Вермандо уже отчаялся и решил было свернуть к дому Феликса, как вдруг на его плечо легла чья-то ладонь. Обернувшись, мальчик увидел седобородого дряхлого старца, облаченного в ветхий дорожный плащ, цвета ночного неба. И даже пыль на его одежде была подобна далеким звездам. Незнакомец не произнес ни слова. Лишь неоднозначно кивнул головой, чтобы аристократ следовал за ним. И он последовал. У него не возникло ни единого вопроса или возражения, его сознание оставалось абсолютно пустым и от того чистым. Они долго шли в полной тишине, удаляясь от графства, по мокрой траве и извилистым холмам, утопающим в туманных равнинах.

Отшельник привел его в древнюю покосившуюся хижину, стоящую на отшибе у леса. Отсыревшие доски местами покрылись плесенью, заросли мхом и грибами. Природа пустила свои корни в самое сердце дома, заразив его побегами травы, насекомыми и кристаллами. В хижине не имелось ни мебели, ни предметов интерьера. Монах сел прямо на пол и Вермандо последовал его примеру, не переставая удивленно оглядываться по сторонам.

– Кто вы? – решился нарушить тишину гость, вглядываясь в покрытое глубокими морщинами лицо старца.

Тот не ответил. Лишь также молча вглядывался в лицо путника в ответ. Наконец, когда мальчик, погрузившись в пронзительную яркую тишину смог различить в ней звуки – еле слышное капание воды в углу, шелест травы и звон насекомых, отшельник задал вопрос:

– Скажи мне, мальчик… чего ты боишься больше всего?

– Больше всего на свете я боюсь превратиться в такого же тирана как мой отец, – хмуро ответил аристократ.

– Почему ты зовешь его тираном?

– Потому что он мучает невинных людей, притесняет беззащитных и слабых! Он убийца!

– Почему он поступает таким образом? – спокойно спросил монах.

– Наверное… ему нравится? Я не знаю!

– Вижу, ты никогда ранее не задавался этим вопросом. Это значит, что ты не пытался понять его.

– То есть вы считаете, что бессмысленное насилие оправдано?!

– С чего ты взял, что оно бессмысленное?

Вермандо потерял дар речи от возмущения и даже не нашелся что возразить, а мудрец продолжил:

– Сам факт любого насилия абсолютно бессмыслен. Как и абсолютно любой другой факт и действие. Неважно, имеет ли насилие оправдание, подкрепленное законом, местью, наказанием или прочими людскими оправданиями. Насилие это всего лишь доказательство власти сильного над слабым. Это просто факт, совершаемый каждым живым существом, чтобы утвердиться в мире. Разве кошка, убивающая птицу, не совершает акт насилия? Особенно любящая поиграть с добычей перед тем, как окончательно добить ее? Тогда скажи мне, чем отличается насилие, чтобы выжить от насилия, нанесенного ради удовольствия? И то и другое совершено во имя собственного эго, чтобы сделать сильнее либо плоть, либо свое самоощущение. Однако даже сознавая бессмысленность каждого нашего действия, мы спим и едим, любим, ненавидим, помогаем и причиняем боль. Мы живем. Такова наша природа. Такими мы созданы. Если так, то выходит, и ты совершаешь неоправданное насилие. И в праве ли ты судить отца?