– Ну-с, а я вот самоварчик Вам нести, тёплый и вкусный,– широкими шагами нёс дядя Боря свой излюбленный золотой самовар, наполненный доверху чаем.

– Подавайте сюда, Борис Беримирович! Нет, чуть правее,– руководила процессом Ольга.

Через минуту всё уже стояло на своих местах. Кружки, выстроившись эшелоном, чётким строем шли к разливному крану, дабы пополнить свой боезапас новыми порциями свежего чая. Забыл сказать, что Альберт Фёдорович любил историю, да так, что бывает он вечерами собирает всех у кресла, переодевшись в главного героя своих сказаний, и без умолку рассказывал и рассказывал. Если тот входил во вкус, то прощай здоровый сон, однако его жена, будучи уже опытной в этом деле, вовремя останавливала его. И, конечно, хозяин дома имел большую фантазию, которую постоянно использовал, не отказывая ей ни в чём, даже сейчас он воображал себе колонну чашек, идущую словно бы полковой строй ровной линией. Один Светлый человек дал ему совет: "Пиши",– всего одно словно, но какой же смысл оно несло, какой позыв… Хоть и работал Альберт прокурором, всё равно, когда находилась свободная минутка, излагал свои мысли на бумаге, по крайней мере, так было до этого лета. Именно тогда Альберт с Олей подали бумагу на получение собственного домика в полях с золотой рожью где-то вдали от цивилизации и города, дабы хоть иногда жить в своё удовольствие целой семьёй. Ответа всё не было и не было, однако супруги никогда не отчаивались и знали, что всё будет, что всё придёт – нужно только подождать. И вот сегодня – и есть тот самый день, когда ожидания и желания стали явью. Правда был один нюанс, о котором сразу за столом Альберт говорить не стал, а решил выждать более подходящего момента. Опять ожидания! Неужто мир настолько тесен, что ничего никогда не уходит насовсем?

***

Высокая блинная башня за время повествования превратилась в обрушившиеся остатки, точно бы прошло неисчислимое множество лет, и некогда величественная крепость превратилась в развалины и руины. Чайник кипятится снова, ведь лучшая закуска – это слова. Солнце светило также ярко и тепло, но если его заволакивало тучей, то это длилось довольно-таки долго, как сейчас. Тень покрыла всё и вся, кроме Виталия. Почему-то занавес не закрыл его одного. Знак? Или же что-то иное? Игнат Эдуардович не хотел перебивать своего давнего друга, да и Саша тоже. Для них сейчас старый бухгалтер был самым важным человеком на Земле. Казалось, что речь его заколдована: схватила товарищей и приковала к стульям.

Чайничек вскипел. Чуриков жестом руки указал Эдуардовичу на него, и тот пошёл к плите. Он повернул тумблер, газ перестал поступать. Профессор потянулся за кухонной перчаткой, так как ручка чайника была металлической… Неожиданно Эдуардович застыл на месте. Это была не магия слов Витыча, а нечто, точнее некто другой. Он стоял в нескольких шагах от него.

Человек был одет в чёрный сюртук, под которым горела белым пламенем рубаха с шестью, словно бы зрачками, пуговицами. Смотрел человек на Игната с загадочной улыбкой, которая несла то ли радость, то ли предвещала что-то дурное. Эдуардович же смотрел на него с выпученными глазами. По телу пробежала знакомая дрожь. Таинственная персона успокоила его, поднеся палец ко рту с тихим "тш-ш-ш-ш", затем указала на стол. Игнат посмотрел на них: Чуриков подзывал друга к себе. В конце концов, Саша вышел из-за стола и подошёл к обомлевшему профессору.

– Что ты встал как пень? Мы тебя ждём,– подбадривал Александр Игната.– Может, случилось чего? Плохо себя чувствуешь?– Ох уж эта забота и любознательность гинекологов!